Мой же расчет строился также на том, что к вечеру 19-го ко мне стала поступать информация о колебаниях в рядах лидеров путча, о спорах. Заколебались Янаев и Язов. С более решительных позиций, требуя немедленного штурма, выступали Крючков, некоторые генералы КГБ, Бакланов и Шенин. В такой обстановке, мне казалось, намек на возможный компромисс усиливал сомнения колеблющихся и укреплял нашу надежду на получение «одной ночи», в течение которой мы изрядно могли бы укрепить наши позиции. Нам нужна была эта «ночь» как воздух.

Уверен до сегодняшнего дня в том, что именно мой разговор с Лукьяновым определяющим образом повлиял на то, что войска не были посланы на штурм в эту первую трагическую ночь. Позже генерал Владислав Ачалов, заместитель министра обороны СССР, подтвердил это. Но тогда мы не знали точно, что выиграли эту ночь. Ельцин тоже считал, что скорее всего штурма в эту ночь не будет — Лукьянов не позволит. Но полной уверенности не было…

Вечером 19-го путчистами был объявлен комендантский час. Ясное дело, они готовились к штурму нашего парламента. Это была очень тревожная ночь. Первая ночь путча. Министр внутренних дел России Баранников ввел в здание все «вооруженные силы России» — около 100 милицейских работников. Некоторые наши депутаты опоясались кобурами с пистолетами, работники аппарата — тоже. Вместе с охраной и отрядом Руцкого — всего около 300–400 вооруженных мужчин. Прибывали и наши депутаты — к ночи их было уже более 300 человек.

Общее руководство «обороной» осуществлял генерал Константин Кобец. Вице-президент Руцкой весь отдался будущей вооруженной схватке. Они разрабатывали какие-то «планы» будущих сражений.

Я — сугубо гражданский человек, не привыкший к большой и шумной стрельбе, и на меня производили впечатление первые автоматные очереди, слышимые со стороны американского посольства. Тревога усиливалась. Заходят военные от генерала Кобеца. Они внимательны, вежливы, раскладывают карты, объясняют «диспозицию», готовность «принять бой» и т. д.

А меня мучает мысль — они что, серьезно готовятся к «военным действиям»? Я задаю им этот вопрос. Вижу замешательство, требую прекратить стрельбу и выгоняю прочь. Я знаю твердо одно: «Парламенты — не воюют!» И надо сделать все, чтобы не спровоцировать атаку противника.

…Все «наши силы» брошены на укрепление «позиций»: милиция, бойцы ОМОН, сотрудники «Алекса», афганцы, депутаты-военные — все они укрепляют позиции внутри и вне Белого дома. Формируются отряды самообороны, численность защитников колеблется от 20 до 40 тыс. человек — они то собираются, то расходятся. Поздно вечером путчистами объявлен комендантский час. Получаем сообщение о том, что они готовятся к штурму. Пошел дождь, на улице холодно…Решил выйти на улицу, ходил в толпе, слушал людей — настроения невеселые. Продрог.

О часов 6 минут. Слышны первые автоматные очереди со стороны американского посольства. По внутреннему радио Белого дома сообщают, что с разных сторон к Парламентскому дворцу подходят танки и БТРы. Слышен непрерывный рев могучих танковых двигателей, машины медленно маневрируют. Автоматные очереди трассирующими пулями со стороны Белого дома над танками. В нашем здании гасится свет. Фотокорреспондентам запрещено пользоваться вспышками.

О часов 21 минута. Поступает информация: по Москве-реке движется баржа с военными и какими-то крупногабаритными баллонами — возможна газовая атака или дымовая завеса — об этом оповещает наша радиослужба. Людям приказывают срочно смачивать носовые платки и марлевые повязки. Конечно, все это наивно. Вдруг новое сообщение — радио «Свобода», со ссылкой на Лукьянова, заявляет о причастности Горбачева к заговору. Эту «новость» оживленно обсуждают защитники Белого дома.

0 часов 30 минут. В районе Садового кольца колонна БТРов, прорвавшая слабую баррикаду, входит в тоннель под Калининским проспектом. Упирается в баррикаду из троллейбусов. Головной БТР открыл огонь из пулеметов — стреляют вертикально вверх трассирующими пулями.

Далее развертывается драматическая ситуация — большая толпа людей наступает на бронемашины, вдруг один парень прыгает на броню. Он пытается проникнуть в открытый люк — и медленно сползает с брони на землю — его застрелили в упор. Еще один юноша пытается снять товарища, но машина дает задний ход, и он попадает под гусеницы. Толпа взревела от ярости и негодования. Летят бутылки с зажигательной смесью. Машина вспыхивает, как стог сена. Экипаж разбегается. Еще два БТРа, вырвавшись из тоннеля, пытаются прорвать баррикаду. В них также летят бутылки с бензином. Один начинает вертеться на месте, и под его гусеницами гибнет третий юноша. На асфальте — куски человеческого тела, кровь. Из БТРов вылезают военные, некоторые из них в ужасе, они в шоке. Но их не избивают.

1 час 30 минут. Получена информация о том, что Кантемировская и Таманская дивизии отводятся из Москвы как неблагонадежные. В городе остаются только части КГБ и спецназа. Вскоре новое сообщение — никакие части никуда не выводятся, все они прочно занимают прежние позиции, маневрируя.

2 часа 45 минут. Буксиры пригнали три старые баржи, которыми перегородили Москву-реку напротив здания Верховного Совета РСФСР. Это заместитель Силаева Михаил Малей попросил речников помочь защитникам Конституции — на тот случай, если военные используют военные катера. Такой план у них был.

3 часа 05 минут. Передают, что на сороковом километре Минского шоссе замечено передвижение частей Витебской ВДВ КГБ — по направлению к Москве.

4 часа 15 минут. ГАИ сообщила, что они остановились около мотеля «Можайский» (Минское шоссе).

4 часа 30 минут. Стало известно, что ГКЧП во главе с Янаевым заседает в гостинице «Октябрьская». Как мне сообщили, это было связано с тем, что на одном из совещаний в Кремле Янаев «пожаловался», что все их разговоры в кремлевских кабинетах становятся известными Белому дому! Это, не таясь, громко сказала одна кремлевская буфетчица в присутствии тамошних чиновников. Последние дружно засмеялись.