Шрифт:
Макалпин не ответил. Хелена почувствовала, как он напрягся, стараясь не выдать того, чего не хотел.
— Просто подумал о матери, — тихо пояснил он.
— Алан, твоя мать умерла, когда ты был молодым и ранимым. — Она вздохнула. — Я не буду больше донимать тебя расспросами. Давай пойдем спать. — Она поднялась и направилась в спальню. Она слышала его вздох и знала, что поступает правильно, оставляя его наедине со своими мыслями.
Утром была обычная процедура после вечеринки: два стакана минеральной воды, крепкий кофе, компакт-диск с Диной Вашингтон и посудомоечная машина, выполняющая всю грязную работу. Хелена взглянула на часы — времени, чтобы навести порядок на кухне, уехать в полдвенадцатого и появиться в галерее к часу, было более, чем достаточно. Она надела резиновые перчатки и стала аккуратно перекладывать хрупкие бокалы в мойку, но ее мысли были далеко. Питер Кольстер требовал, чтобы его картина «Мой брат в Палестине» стояла первой в рейтинге выставки, но он был еще неизвестен… пока. И на таможне аэропорта Глазго ее дожидались пять полотен старых голландских мастеров, которые надо было обязательно забрать.
В дверь позвонили, и она чертыхнулась про себя. Наверняка Терри Гилфиллан явился забрать машину, которую вчера оставил, так как слишком много выпил. У нее на сегодня и так было достаточно забот, чтобы еще выносить и его сочувствие. Рука машинально потянулась к груди и нащупала уплотнение, которое пыталось скрыть свое существование маленькими размерами. Но оно было, и она это знала. Она сняла перчатки, забрала со столика ключи от машины и открыла дверь.
Колин Андерсон посмотрел на ключи и поднял бровь.
— Вечеринка удалась?
— Так получилось. — Она улыбнулась, обрадовавшись, что это был он. — Заходи, Колин. Алан наверху, собирается. Скоро спустится. Хочешь кофе? Как раз готов.
— Не откажусь. — Андерсон заметил, какой уставшей она выглядела — бледнее обычного, с голубоватыми тенями под глазами.
— Еще работа для нашего хозяина и господина? — Хелена кивнула на папку у него в руке.
— Ну да. — Он устроился за стойкой, протянув руки к теплу кухонной плиты. Жаль, что нельзя было снять ботинки и погреть ноги. — Я только что привез Майкла Баттена, доктора философии, бакалавра наук. Выступления на Би-би-си, лекции по телевизору и прочая, прочая. Мерзкий полицейский психолог, — пояснил он и спросил, кивнув наверх: — В каком он сегодня настроении?
— Без изменений.
— Плохо! — Он остановил взгляд на сливочном пудинге.
— Ты сегодня завтракал? — Хелена видела проступившую седину в светлых волосах и предательские круги под глазами. Колину нужно было побриться и поспать — он выглядел хуже, чем муж.
— Это отправится к нищим? — Он указал на холодные картофелины и тарталетку с козьим сыром.
— Да, угощайся. Хочешь, я подогрею?
— Нет, я привык к объедкам, уж поверь.
Она наклонилась над столом, наблюдая, как он поддевает вилкой картошку.
— А не хочешь попробовать сыр и печенье? Или поджарить тосты? Или и то и другое?
Он помедлил, затем той же вилкой подцепил изрядную долю пудинга.
— Тосты — это было бы здорово. Наш тостер сломался, когда угодил в стену, разминувшись с моей головой. — Он облизал вилку и потянулся за печеньем. — Просто здорово.
— Знаешь, за эти годы я отправила в мусорное ведро столько еды после Алана, что вполне хватило бы накормить небольшую африканскую страну.
— Он и в лучшие времена мало ел. — Андерсон отрезал большой кусок сыра и пристроил его между двумя крекерами.
— А ты сам-то что думаешь — он как? — спросила она, стараясь не выдать тревоги.
— Кто знает… — ответил Колин уклончиво.
Она изменила тактику и начала смахивать несуществующие крошки со стола.
— На работе он такой же, как прежде?
Андерсон ответил не сразу.
— Может, нервничает больше обычного. Но ведь вчера был первый день работы. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так. — Хелена отвернулась, погрузившись в свои мысли.
Андерсон почувствовал, что молчание слишком затянулось.
— А что? С ним что-то не так?
— Да нет, с ним все в порядке.
Андерсон уловил, что она выделила «с ним».
— В четыре утра у всех голова тяжелая. — Она стирала пальцем несуществующее пятно на столе. — Ты знаешь, что он начинал в участке на Патрикхилл, когда был стажером? Он допрашивал меня, когда умерла моя мать… А три месяца спустя мы поженились. Вчера была годовщина.
Андерсон перестал жевать и, помолчав, сказал:
— Поздравляю. Тебя надо наградить медалью за такой супружеский стаж.
— Я никогда не думала о разводе. Хотя мысль об убийстве приходила каждый день. — Она улыбнулась и тут же посерьезнела. — Его мать умерла в одно время с моей. И тогда он работал на Патрикхилл, и с тех пор ни разу туда не возвращался. Господи, он даже ездит туда на машине чрез Байрз-роуд, а не ходит пешком по Хидланд.
— Да, ходили слухи, что он избегает этого участка как чумы.