Шрифт:
— Пришлют…
— Конечно… Ну, едешь? Нет? В таком случае прощай. Я чувствую, что задыхаюсь здесь…
Карташев с Верочкой проводили Шацкого.
— Что ж ты делаешь? — спрашивал уже весело Шацкий, пока Верочка отпирала дверь.
— Занимаюсь, читаю, слушаю музыку, разговариваю.
Шацкий не слушал Карташева. Расставив ноги, он смотрел в упор на Верочку, и его лицо расплылось в глуповатую улыбку. Верочка наконец не выдержала и потупилась от разбиравшего ее смеха.
Шацкий остался доволен.
— Недурна, — говорил он Верочке в лицо и, любуясь ею, твердил: — Мило… Даже очень мило…
И вдруг закатив глаза, уродливо перегнувшись, он прошептал:
— La donna e mobile… [27]
Верочка фыркнула, а Шацкий, уже уходя, кивал головой с видом покровителя и говорил:
— Да, да… Прощай, голубушка, прощай, Артур… будьте счастливы…
Верочка захлопнула дверь, с улыбкой посмотрела на Карташева и остановилась, точно ожидая чего-то.
27
Сердце красавицы склонно к измене… (итал.)
— Верочка, а где хозяйка? — спросил смущенно Карташев.
Верочка даже присела от смеха.
— Да нету же… — ответила она.
— Верочка, какая вы хорошенькая…
Карташев обнял и поцеловал ее… Верочка прижалась к нему и, побледнев, смело смотрела прямо в его глаза. Ноздри ее слегка раздувались.
— Но ведь вы невеста?
— Чья невеста! Все она врет…
И Верочка теперь уже сама быстро и еще сильнее прижалась, поцеловала в губы Карташева и так же быстро исчезла.
Карташев растерянно вошел в свою комнату.
XVIII
Всю неделю Карташев писал, ухаживал за Верочкой и мучился сознанием, что нарушил свое обещание хозяйке, мучился тем более, что и не любил Верочку настолько, чтобы чувствовать какое-нибудь оправдание своим заигрываниям с ней.
А Верочка шла навстречу всяким ласкам и раздражалась, что Карташев только целует ее.
— Как будто вы весь порох уже расстреляли, как старики целуете, — говорила раздраженно Верочка.
— Верочка, вы говорите, сами не понимая, что: гадость очень недолго сделать.
— Га-а-дость?! Убирайтесь вы…
— Верочка, вы хорошо понимаете, что говорите?
— Да что мне здесь понимать?
— Как что?
Она внимательно смотрела в глаза смущенному Карташеву и говорила:
— Так, дурачок вы какой-то… Идите вот под церковь копеечки собирать.
— Верочка!
— Да ну… право же… Вот постойте, я вам игрушку куплю, вам и ее довольно будет…
И на другой день Верочка купила ему пятикопеечную голенькую фарфоровую куколку.
Она с злой улыбкой, мимоходом, сунула ему, когда он лежал еще в кровати, эту куколку за пазуху рубахи и в то же время изо всей силы ущипнула его за бок.
Карташев скривился от боли и, схватив Верочку, посадил ее возле себя.
— Ну, и что ж? — насмешливо вызывающе спросила Верочка, в то же время побледнев и смотря в его глаза.
— Верочка, вы глупенькая, — прошептал, целуя ее, Карташев.
— Целуйте куколку, — вырвалась энергично Верочка и, хлопнув дверью, вышла из комнаты.
Карташев остался в кровати и напряженно, смущенно, в сотый раз обдумывал свои отношения к Верочке. И в сотый раз он чувствовал, что ему хотелось только целовать ее, как красивого ребенка, а не как женщину, страсть которой была ему даже неприятна: когда она бледнела, прижималась и жадно смотрела на него, все увлечение Карташева сразу улетучивалось.
После возбуждения в писании на Карташева напало сомнение.
Однажды он лежал, и вдруг, как молния, сверкнуло в его голове: да писатель ли он?
Карташев вскочил и испуганно подошел к своему столу. Неужели только обман один и все это возбуждение и страсть писания? Но он видел в образах тех, кого писал, — они были живые, полные жизни были эти образы. Но живыми они были, может быть, только там, в его воображении, а на бумагу могли попасть только неудачные снимки?
Карташев тревожно присел и начал перечитывать свою рукопись. Худо, хорошо… хорошо, худо… Карташев все напряженнее перечитывая написанное… Поправить здесь надо, непременно надо… Карташев принялся исправлять торопливо, нервно.