Он решил поддаться неожиданной идее и теперь размышлял, чтолучше сказать. Ребенок был мертв, лежал, разлагаясь, под слоем извести, и сообщения от настоятельницы монастыря кармелиток «приходили» лишь тогда, когда Иоланта пыталась надавить на него. Впрочем, отец Ксавье с самого начала подозревал, что так и будет. Привлечь на свою сторону матушку настоятельницу оказалось делом несложным: он всего лишь заявил ей, что умерший ребенок на самом деле был бастардом одного высокопоставленного человека, члена городского совета, а Иоланта постарается забрать ребенка из приюта и с его помощью шантажировать этого господина. Пожертвование, которое отец Ксавье передал настоятельнице во время этого разговора, по его словам, было сделано именно данным членом совета, добрым католиком, заботящимся о своем имени. Как и следовало ожидать, когда Иоланта назвала себя во время своего первого визита в монастырь, ей тут же было отказано в разрешении пройти за ограду. Переданные деньги помогли улучшить условия проживания еще не умерших детей; так кому было дело до мертвого ребенка и его рыдающей матери, стоящей на коленях в кашице из снега и грязи, этой грешнице перед лицом Господа? Как прекрасно знать, на кого можно положиться.

– Вацлав… э-э… просто запал в душу одной из сестер, – проговорил монах. – Он, похоже, считает ее своей матерью.

– О Господи, отец, когда же я наконец смогу быть рядом с ним?

– Скоро. Уже скоро.

Дома, в маленькой хижине, Андрея ожидал посланник верховного судьи. Когда Андрей распахнул дверь, тот посмотрел на него со скучающим выражением на лице.

– Дерьмовая у вас хибарка, – заявил он, ухмыльнувшись. – Как раз в вашем стиле.

– И что вы здесь забыли?

– Надеюсь, ничего, но если вы вдруг что-то мое найдете, отдайте его мне с процентами, договорились?

Андрей вздохнул и уселся на второй стул. Он рассматривал молодого человека, но ему не удавалось пробиться сквозь стену, возведенную отвращением и природной раздражительностью. Раньше он его не видел.

– С таким острым языком вы вполне смогли бы сменить карлика на должности придворного шута.

– Занимайтесь своими высокоблагородными делами, рассказчик. Поездка была приятной?

– Я сообщил о своем отъезде заранее, как положено, и получил разрешение его величества…

– Да-да. Разрешение его величества на что-либо так же ценно, как собачье дерьмо, потому что он уже за десертом не помнит, что ел на второе. Впрочем, вы это лучше меня знаете, вам ведь доводится частенько с ним беседовать.

«При дворе любого государя зависть – единственная форма признания», – устало подумал Андрей, но, тем не менее, встревожился.

– Его величество требовал меня к себе?

– Надо думать.

– Я немедленно доложу о своем прибытии верховному судье Лобковичу.

– Тем лучше. – Посланник встал со стула и демонстративно вытер ладони о штаны. – Собственно говоря, поэтому я сюда и пришел. Прождал вас целый день. Вы вернулись в город между тремя и шестью, а сейчас уже за полдень. Где вы были все это время? Смывали дорожную пыль?

– Что вам-то до этого? – спросил Андрей, выходя на улицу.

– Не надо смущаться. Расскажите-ка и мне одну историю. О вас в последнее время чего только не рассказывают. Что будто бы вы развлекаетесь с какой-то надушенной шлюшкой, утешитель обедневших дворянок. Таких вещей стесняться не стоит.

Андрей сжал кулаки и широко зашагал, пытаясь оторваться от своего попутчика. Тот тяжело задышал: он был худощав и широкоплеч, однако испанская мода превращала любое резкое движение в настоящее испытание.

– Расскажите об этом его величеству! – злобно прошипел он. – Возможно, тогда к нему вернется желание, и он наконец-то женится на своей невесте, и государство не полетит к чертям собачьим. Как вы на это смотрите, а, рассказчик? Наконец парень остался далеко позади. Андрей в полном одиночестве ворвался к верховному судье. Гнев и страх переполняли его. Разумеется, посланник был совершенно прав, кайзер Рудольф пожаловал его отпуском, но что, если кайзер напрочь забыл об этом уже на следующий день и потребовал к себе своего fabulator?Что, надо было придворным сказать ему: «Ваше величество, должно быть, позабыли, что ваше величество отпустили этого человека»? Есть вещи, которые просто нельзя говорить королям, и к тому же у Андрея при дворе не было никого, кто мог бы за него заступиться.

Он прорвался через переднюю верховного судьи, рывком открыл дверь в его рабочий кабинет и получил сомнительное удовольствие от созерцания того, как старик исследует глубины собственного носа.

– Ваша честь желали меня видеть?

Лобкович вздрогнул, вырвал палец из носа, одновременно пнув конторку, из-за чего целая кипа бумаг разлетелась по всему полу, и сердито взглянул на вошедшего.

– Вас здесь не было, – укоризненно заявил Лобкович. – Известно ли вам, что сделал его величество, пока вы где-то гуляли?

Страх с новой силой охватил Андрея. Лобкович молча смотрел на него. Листы на полу казались обвинительным актом. – Вообще ничего, – сказал наконец Лобкович. – Он дал вам отпуск и всевремя вспоминал об этом. Он сказал, что когда вы хорошенько отоспитесь с дороги, то должны явиться к нему. – Постепенно до Андрея дошло, что Лобкович просто издевается над ним. – Добро пожаловать, – усмехнулся Лобкович. – Я хотел, чтобы вы не переживали из-за его величества. Ха-ха-ха!