Потом он стал напевать:

— Да, вендетта, страшная вендетта… — и, может быть, надеясь на то, что Анджолина и вся её компания остановились, потянул Эмилио с собой на станцию.

Эмилио понял, что речь идёт об Анджолине. Он согласился идти рядом с Балли, задавая тому вопросы, как будто сам уже давно не подозревал о правде. Потом он понял, что горло ему стянул тугой узел. О, прежде всего освободиться от него! Эмилио упрямо остановился. Он захотел узнать обо всём, что произошло, а иначе отказывался двигаться с места. Речь идёт об Анджолине, не так ли?

— Что бы ты не сказал — говори, все равно уже не сможешь меня ничем удивить, — и Эмилио засмеялся, — так что кончай всю эту комедию.

Брентани был доволен сам собой, особенно когда Балли начал рассказывать ему всё, что тот хотел. Эмилио стал серьёзным, Стефано ему рассказал о том типе, которого вместе с Анджолиной застал на месте преступления. Всё дело прояснилось.

— Этот тип был там для Анджолины, а не для Джулии, скорее даже Анджолина была там для него. Как он ласкал её руки и как на неё глядел! Но это не был Вольпини, знаешь…

Балли прервался, чтобы посмотреть на Эмилио и понять, вызвано ли это спокойствие догадкой, что Анджолина предала его с Вольпини.

Эмилио посмотрел на Балли удивлённо, делая вид, что такая новость для него является сюрпризом.

— Ты в этом уверен? — спросил Эмилио специально.

Он знал, что Вольпини нет в городе, и поэтому о нём даже не думал.

— Ох, красотка! Я знаю Вольпини и этого типа. Это продавец зонтов с Барьера Веккья.

Тут последовало подробное описание продавца зонтов, которого Балли разглядел при свете газа. Рассказал он и о том, как на него смотрела Анджолина. Этот продавец зонтов лысый и такой чёрный!

— Это настоящее чудовище потому, что останется чёрным при любом свете.

Балли завершал свой рассказ:

— Конечно, он не мог пожалеть тебя, но он не пожалел и эту бедную Джулию. У этого продавца зонтов нет такого друга, как я, которому можно было бы поручить некрасивые придатки своих красивых приключений. И с ней обращались отвратительно! Она была вынуждена довольствоваться маленькой кружечкой сладкой наливки, в то время как Анджолина с большой помпой позволила угостить себя шоколадом и большим количеством пшеничных лепёшек.

Казалось, Эмилио с интересом воспринимает все остроумные наблюдения друга. Но больше не было необходимости в усилиях для симуляции безразличия; оно почти застыло на лице Эмилио при первом таком усилии, и он теперь даже мог спать, сохраняя эту стереотипную улыбку и спокойствие. Напрасно он искал в себе что-либо ещё; Эмилио не чувствовал ничего, кроме огромной усталости. И больше ничего! Может быть, ещё только тоску от самого себя, Балли и Анджолины. И подумал: «Когда останусь один, то мне конечно же будет намного лучше».

Балли сказал:

— А теперь пойдём спать. Ты знаешь, где найти Анджолину завтра. Скажешь ей несколько прощальных слов, и между вами всё будет кончено, как между мной и Маргаритой.

Предложение было хорошим, но всё же возможно его и не следовало делать.

— Да, я так и сделаю, — сказал Эмилио. И искренне добавил: — Но только, может быть, не завтра. Хотелось бы хорошенько выспаться.

— Ты действительно достоин моей дружбы, — сказал Балли с глубоким восхищением, — за один вечер ты вновь обрёл то уважение, что потерял за последние месяцы, совершая глупости. Проводишь меня до дома?

— Уже поздно, — ответил Эмилио, зевая, — я уже собирался ложиться спать, когда за мной пришёл Микеле.

Было очевидно, что Брентани сожалеет о том, что его позвали.

Но ему не стало лучше и когда он остался один. Что ему оставалось делать этим вечером? И он направился домой, чтобы лечь спать.

Но, дойдя до Кьоццы, остановился, глядя в сторону станции, в сторону той части города, где Анджолина занималась любовью с продавцом зонтов.

— И всё же, — подумал Эмилио и сказал это вслух, — было бы красиво, если бы она возвращалась, а я её встретил и смог сразу сказать, что между нами всё кончено. В этом случае всё действительно будет кончено и я смогу пойти спать спокойным по-настоящему. Она должна тут пройти!

Эмилио прислонился к стене, и чем больше он ждал, тем сильнее становилась его надежда увидеть её этой ночью.

Чтобы приготовиться к встрече, он стал обдумывать слова, которые ей скажет. Они будут нежными. Почему нет? «Прощай, Анджолина. Я хотел спасти тебя, а ты посмеялась надо мной». Осмеянный ею, осмеянный Балли! Бессильная ярость наполнила его грудь. Наконец он опомнился, и вся эта ярость и волнение не причиняли уже ему такой боли, как первоначальное безразличие, явившееся пленником своего же существования и вызванное также подготовкой к боли, которую постарался дать Эмилио Балли. Нежные слова для Анджолины? Ну уж нет! Их должно быть мало, но они будут жесточайшими и холодными. «Я знал, что ты так и сделаешь. Ты меня совсем не удивила. Спроси у Балли. Прощай».