Инна Львовна недоверчиво повела головой:

– У нас здесь вы старых интерьеров не найдете. Как видите, из старинной мебели остались только часы и этот ветхий стол. Их трогать не стали – побоялись, что не выдержат погрузочных работ и развалятся. Просто накрыли полиэтиленом и оставили так.

Глеб подошел к столу, задрал край полиэтилена и внимательно его осмотрел.

– Значит, эти вещи очень старые? – спросил он.

– Да, – кивнула Инна Львовна. – Думаю, они здесь стоят еще со времен Брокара.

Лиза тем временем осмотрела огромные напольные часы.

– Какие миленькие! – Она провела пальцем по стеклу циферблата, задержав палец на уровне темного отверстия возле цифры «XII», предназначенного, по всей вероятности, для завода механизма. – Я себе хочу такие же!

– Это «Гутьер», – сказала Инна Львовна. – Знаменитая марка. Когда-то они были инкрустированы черепахой, но со временем инкрустация исчезла. Ну или ей помогли исчезнуть. Зато корпус – из настоящего черного дерева.

– «Гутьер», – задумчиво повторил Глеб. – Что-то они мне напоминают.

– Они похожи на часы, которые были на картине, – тихо сказала Лиза. – На той, с алхимиком и чертом, помните?

– Помню, – ответил Глеб, внимательно разглядывая часы. – Действительно, похожи. Но те были слегка другой формы. И не такие громоздкие.

– И без стрелок, – добавила Лиза.

– Позвольте узнать, о каких часах вы говорите? – заинтересовалась Инна Львовна.

– О виртуальных, – ответил Глеб. – Просто мы видели похожие часы на одной старинной картине.

– И что, эта ваша картина – она старинная?

– Семнадцатый век, – сказал Глеб.

Инна Львовна улыбнулась:

– Ну тогда это совсем другие часы. Этим всего полторы сотни лет.

– Они точно принадлежали Брокару?

– К сожалению, утверждать невозможно. Инвентаризацию имущества Брокара никто не проводил. После революции многое было разграблено. Однако я не думаю, чтобы кто-то из революционных матросов уволок отсюда брокаровские часы, а на их место поставил новые. Вот на то, чтобы сбить с дерева дорогую инкрустацию, у них сил хватило.

Лиза подняла руку и глянула на свои часики.

– Надо же, – удивленно проговорила она, – идут точно. Их давно ремонтировали?

– Лет двадцать назад, – ответила Инна Львовна. – Механизм первоклассный. Они будут так же точно отмерять время, даже когда нас с вами не будет на земле.

– Может быть, – согласился Глеб. – Что ж, пожалуй, здесь нам больше нечего осматривать.

– А я вам сразу сказала – никаких интерьеров здесь нет.

– И, к сожалению, оказались правы. Спасибо, что пустили, Инна Львовна.

– Мне это было не сложно. Хотя… если честно, я слегка нарушила инструкцию. Но когда сидишь здесь часами в полном одиночестве… – Инна Львовна сделала несчастное лицо и красноречиво вздохнула.

– Да, вас можно понять, – сказал Глеб. – При случае снова зайдем к вам в гости.

– Буду рада, – сказала Инна Львовна и поправила выбившийся из прически локон плавным и очень женственным движением; впрочем, слишком изящным для ее грузной комплекции.

На улице Глеб закурил, а Лиза распустила волосы.

– Зловещая женщина, – проговорил он. – Особенно эта ее реплика про часы, которые будут идти, даже когда нас не будет. Так и представил себе, как они тикают – в пустоте, после конца света.

– И не говорите, – поморщилась Лиза. – Мне до сих пор не по себе. – Она посмотрела на сизое облачко дыма, расплывающееся в воздухе, и спросила: – Ну куда теперь?

– Куда хотите, – ответил Глеб. – Можно прогуляться по Красной площади и выйти к реке. Как вам такой маршрут?

– Я за.

– Тогда двинули?

Погода была пасмурная, но изредка сквозь пелену туч проглядывало солнце. В такие мгновения тени, падающие на брусчатку площади, делались резче, а на губах Лизы появлялась блуждающая улыбка.

По пути Глеб рассказал девушке о смерти коллекционера Дзикевича и пропаже картины Брейгеля «Опасность обоняния».

– Н-да, дела, – сказала Лиза, когда он замолчал. – Прямо детективная история. Я с самого начала знала, что во всем виновата картина. Но как, по-вашему, их убили?

– Понятия не имею, – ответил Глеб. – Ваш дядя умер от испуга, Дзикевич – тоже. Вот все, что я знаю.