– Бить ее или не бить? – в результате спросил начальник.

– Ни в коем случае. Ответите за это, – прервали его.

– Она бьется головой о стену и говорит непонятно, – ворчал этот служивый, но подчинился.

– Ждите наших указаний, – подтвердили ему.

Фурзд позвонил Вагилиду и резко сказал:

– Пусть кто-нибудь из русских вместе с вами или с Танирой приедут и поймут, почему она рвет на себе волосы. Что вы решите, то и делайте с ней. – И насмешливо добавил: – Передайте ей, что для нас оскорбительно, что ей не по душе жить при конце мира, мы-то ведь прекрасно живем…

Танира и Валентин немедля ринулись спасать Юлию. Они подъехали к угрюмому полузданию, шарообразному и нелепому, где находился окраинный полицейский участок. Прошли по узким коридорам, по которым шмыгали крысы-самоубийцы. Вошли в кабинет начальника. Он, толстый, сидел за столом, пил «бюво» и хохотал. Увидев Таниру с Валентином, он махнул лапой и прогремел:

– Вы – ауфирка, он – доисторический, – он ткнул пальцем в Валентина. – Только что мне звонили, что вы едете. Идемте за мной в камеру.

– А где же полицейские? – спросила Танира.

– Они в дежурной комнате, молятся Понятному. Я обязан так поступать. Идемте.

Спотыкаясь, все трое спустились в подвал. Веяло сыростью, крысами и еле слышными стонами. «Как хочется жить», – подумала Танира. Дверь в комнату со скрипом, с проклятьями отперлась. У Валентина съежилось сердце. Юля тихо сидела на скамейке в совсем черном платье, недвижна. «Боже, – молнией прошло в его уме, – это же моя соотечественница, моя сестра, в сущности, пусть она из начала XX века, но она дышала одним воздухом с Блоком, Есениным и моим дедом, в конце концов».

Неуверенно, пошатываясь, он подошел к Юле.

– Был приказ о том, чтобы вы делали с ней, что хотите, – обратился толстый начальник к Танире. – Берите ее, насилуйте, душите, спасайте, выводите гулять, что хотите, мое дело – сторона, – закончил он и вышел, кряхтя и похрюкивая.

Когда дверь захлопнулась, Валентин прошептал:

– Мы пришли, чтобы помочь тебе, Юля. Что ты хочешь?

Юля смотрела на них – со странным спокойствием. Никакого безумия не было в ее глазах.

– Садитесь со мной рядом, Валентин, – сказала она. – Вы с одной стороны, а Танира – с другой. Я ведь помню вас, Танира, вы часто приезжали к нам.

«Где же ее безумие? – подумал Валентин. – Она никогда не говорила так нормально».

– Мы хотим взять вас обратно, туда, где вы жили, – произнесла Танира.

– Никогда. Ни в коем случае, – резко ответила Юля.

– Почему? Тогда живи с нами, в городе! – чуть не вскрикнул Валентин.

– Нет, нет и нет.

– Что, что ты хочешь? Где тебе хорошо?!

– Среди несуществующих. Я хочу жить только среди них, чтобы не существовать, Валентин.

Она смотрела на Валентина тихо и прямо, в глазах ее не было ни печали, ни экстаза, ни ужаса. Один покой.

– Я хочу убить свою душу… Да, да… В ней много страдания, и она мне не нужна. Мне нужно только отсутствие. Я не могу жить больше ни в каких мирах, ни в аду, ни в раю.

И Танира, и Валентин знали, что ее нашли среди несуществующих, но ясность ее слов ошеломила их. Валентин притих. Не слезы душили его, а смерть. Он не знал, чем помочь Юлии. В ее словах была абсолютная безвозвратная уверенность в том, что душа должна умереть. Навсегда.

В камере словно все замерло. Только тикали огромные часы на стене – единственное, что было в камере, кроме скамьи.

– Валентин, не надо плакать и жалеть меня. Все кончено.

Она увидела слезы в глазах Таниры.

– Не плачьте. Мне будет хорошо не существовать.

– Но… но… Юлия, – встрепенулся Валентин, – но давайте сначала поедем к нам. Я живу с Танирой. Отдохнете там.

Он старался придать своему голосу обыденные интонации, как будто ничего не случилось.

Но Танира не выдержала:

– Юля, ведь с несуществующими, как мы знаем, происходят странные вещи… Они действительно исчезают… Куда? Неизвестно. Никто их не убивает, их боятся убивать. Но они сами постепенно исчезают, медленно, один за другим… Мы не знаем, что с ними происходит и куда они исчезают…

– Я была среди них это время. И я догадывалась об этом в молчании. Может быть… Тем лучше.

– Тем лучше?!

– Я хочу убить свою душу. Только они знают, как это сделать. С меня хватит. – Юля посмотрела на Валентина. – Не только из-за страдания, пусть невыносимого. Нет, нет и нет. Я познала, почувствовала, что есть то, что больше и страшнее страдания. Это некое знание, и с ним жить невозможно. Ни здесь, ни в любых других мирах.

– Это опасное знание, Юлия, – молниеносно ответил Валентин. – Его надо уничтожить.