М.С. Горбачёв, вероятно, повторил то, о чём уже шла речь до этого — доклад В.А. Крючкова по поводу А.Н. Яковлева был, но он не дал ему хода. Л.В. Шебаршин заявил, что сведения о подозрительных контактах А.Н. Яковлева в 1989–1991 гг. поступали, и получал он их от Ю.И. Дроздова и В.И. Новикова. Согласно показаниям Ю.И. Дроздова, в представляемых им донесениях фамилия А.Н. Яковлева фигурировала, но в каком контексте — он не помнит. По свидетельству В.И. Новикова, сведения, подтверждающие связь А.Н. Яковлева с иностранными спецслужбами, ему неизвестны [2266] . А оставшиеся не подтверждёнными и нуждавшиеся в проверке?

Таким образом, А.Н. Яковлев исказил итоги расследования.

Но дело не только в этом.

Контакты А.Н. Яковлева с иностранными спецслужбами могли иметь место не только за границей, но и в СССР. Более того, как говорится в постановлении Генеральной прокуратуры, «со слов Крючкова, это досье поступило Чебрикову полтора — два года назад из Ленинградского УКГБ».

Из этого явствует, что Генеральная прокуратура была обязана прежде всего допросить работников Второго Главного управления КГБ СССР, занимавшегося контрразведкой, а не работников бывшего ПГУ. А поскольку это сделано не было, получается, что Генеральная прокуратура сознательно направила следствие по ложному пути. Это могло быть только в одном случае — если она получила указание не разобраться в деле, а оправдать А.Н. Яковлева.

К этому следует добавить, что она проигнорировала ГРУ и не допросила В.А. Крючкова, а также полностью обошла стороной те обвинения А.Н. Яковлева в связях с иностранными спецслужбами, которые появились ещё во время его пребывания в Канаде [2267] .

Уже одного этого достаточно, чтобы понять, что Генеральная прокуратура не собиралась докапываться до истины.

И последнее.

«Генеральный прокурор Степанков, — заявил А.Н. Яковлев, — отвечая на мой вопрос, сказал, что теперь у меня есть все основания подать в суд. И добавил, что за клевету, согласно закону, Крючков получит от трёх до пяти лет. Нашёл адвоката. Началась работа. Но потом мне расхотелось связываться с этим мошенником» [2268] .

Александр Николаевич был не колхозным бригадиром, а одним из руководителей государства. И обвинили его не в том, что он пропил мешок картошки, а в государственной измене. Поэтому его объяснения на этот счёт должны были бы иметь более серьёзный характер.

Однако всё становится ясно, если учесть, что постановление Генеральной прокуратуры было принято 18 июня, а о своём нежелании подавать на В.А. Крючкова в суд А.Н. Яковлев заявил корреспонденту «Московских новостей» не позднее 10 июля. Возьмите неделю для получения постановления прокуратуры и неделю для подготовки заявления Александра Николаевича к печати и окажется, что от идеи подавать в суд он отказался почти сразу же, как только Генеральная прокуратура вынесла своё решение.

На самом деле он не собирался обращаться в суд с самого начала, о чём заявил со страниц газеты «Вечерний клуб» ещё 27 марта 1993 г., т. е. через полтора месяца после появления публикации В.А. Крючкова [2269] .

Значит, опасался, что публичное разбирательство в суде может оказаться не таким, как закрытое в прокуратуре. Тем более, что суд мог проверить не только те сведения, о которых говорил В.А. Крючков и которые относились к периоду перестройки, но и те, которые относились ко времени его пребывания в Канаде.

Эта до сих пор не прояснённая до конца история лежит тёмным пятном и на биографии А.Н. Яковлева, и на биографии М.С. Горбачёва.

Между тем после встречи на Мальте о «заговоре» в верхах стали говорить почти открыто. Как вспоминает бывший советский посол в Бонне Ю. Квицинский, о том, что М.С. Горбачёв сознательно ведёт страну к развалу, ему приходилось слышать ещё в ФРГ [2270] .

Подобные обвинения зазвучали и в стенах ЦК КПСС.

Первые намёки на это Михаил Сергеевич услышал весной 1989 г. Тогда он не стал обращать на них внимания [2271] . 9 декабря на заседании Пленума ЦК КПСС первый секретарь Кемеровского обкома А.Г. Мельников выразил удивление по поводу того, что «очень уж хвалят партию и правительство за перестройку все зарубежные силы, включая папу римского». Более того, он заявил, что в КПСС есть силы, «которые сознательно бьют по партии, чтобы потом легче было справиться со страной» [2272] .

И хотя фамилия М.С. Горбачёв не была названа, он возмутился [2273] .

Одновременно, как явствует из дневника В.И. Воротникова, Михаил Сергеевич счёл необходимым отмежеваться от Межрегиональной депутатской группы. «Попытки представить мне счёт, будто я участвую в этом, — заявил он, — даже выполняю чей — то заказ развалить партию, государство, федерацию, похоронить социализм, я отвергаю решительно и бесповоротно» [2274] .

Дальше этого диалога дело не пошло, но произошедший эпизод свидетельствует, что та двойная игра, которую вёл генсек, к тому времени стала очевидна по крайней мере для некоторых членов ЦК КПСС.

В конце ноября МДГ решила вынести на Второй съезд народных депутатов вопрос об отмене 6 — й статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС. С этой целью её представители предложили на заседании Верховного Совета СССР включить данный вопрос в повестку дня съезда [2275] . В голосовании принимал участие 401 депутат, из них «за» проголосовало 198 человек, «против» 173, воздержались 28. Для принятия решения не хватило всего трёх голосов [2276] .