Это было настолько очевидно, что 15 августа «Независимая газета» опубликовала статью, которая так и называлась «20 августа на территории СССР возникнет два Союза: старый и новый».

Выход первых республик из состава СССР на основании нового Союзного договора означал переход под их юрисдикцию всей находящейся на их территории государственной собственности, в том числе банков, транспорта, средств связи и массовой информации, а также всех государственных учреждений, в том числе МВД и КГБ.

О том, что это была вполне реальная перспектива, свидетельствует заявление, которое Б.Н. Ельцин сделал 10 августа: «Президент СССР, — сообщил он, — заверил меня, что после подписания нами Союзного договора он издаёт Указ о переходе всего экономического потенциала под юрисдикцию России» [3179] . Представить последствия этого нетрудно.

А поскольку ни Верховный Совет СССР, ни Верховный Совет России окончательного текста Союзного договора к этому времени не утверждали и решения о новой процедуре его подписания не рассматривали, поскольку данный вопрос был решён без участия Совета Федерации, выступление М.С. Горбачёва 2 августа по телевидению фактически представляло собой объявление о предстоящем государственном перевороте.

В связи с этим А.И. Лукьянов как спикер союзного парламента обязан был сразу же официально заявить протест по поводу выступления М.С. Горбачёва. Подобный же протест обязан был выразить и.о. спикера российского парламента Р.И. Хасбулатов. Но они промолчали.

В воспоминаниях М.С. Горбачёва есть раздел, который называется «Звёздный час». Так охарактеризовал бывший генсек визит Джорджа Буша в СССР лётом 1991 г. Подводя «итог пройденного за 5–6 лет пути», М.С. Горбачёв пишет: «Эти годы вывели мировую политику на принципиально новый, исторический рубеж — когда она стала вершиться как общая политика держав, совсем недавно считавших себя смертельными врагами и в этой своей вражде готовых столкнуть весь мир к катастрофе» [3180] .

М.С. Горбачёв не настолько глуп, чтобы не понимать, что его влияние на политику США было равно нулю, а вот влияние США на политику СССР стало приобретать решающее значение.

Через две с половиной недели после «звёздного часа» М.С. Горбачёва произошло событие, которое вошло в историю как «августовский путч». Это событие до сих пор остаётся покрыто тайной. Причём открывать её не желают ни противники «путча», ни его участники.

3 августа состоялось заседание Кабинета министров СССР. Министры выразили тревогу по поводу развивавшегося в стране кризиса и заявили о необходимости «принимать меры» [3181] . Если верить Г.И. Янаеву, подводя итоги этого заседания, М.С. Горбачёв заверил: «Мы не позволим развалить Советский Союз» и «будем принимать все меры вплоть до введения чрезвычайного положения» [3182] .

Успокоив правительство, президент на следующий день отправился отдыхать в Крым [3183] .

В одном случае В.А. Крючков писал, что перед отъездом на юг Горбачёв поручил ему, Б.К. Пуго и Д.Т. Язову «готовить меры, на случай, если придётся пойти на введение чрезвычайного положения» [3184] . В другом случае утверждал, будто бы М.С. Горбачёв прямо заявил ему: «Готовьте документы по введению чрезвычайного положения. Будем вводить, потому что так дальше нельзя!» [3185] .

«5 или 6 августа 1991 года, — пишет В.А. Крючков, — я встретился с Язовым», «мы… договорились изучить обстановку» и «подготовить предложения» [3186] . Из материалов следствия явствует, что эта встреча состоялась 5 августа. Причём в ней участвовали ещё три человека: О.Д. Бакланов, В.И. Болдин и О.С. Шенин [3187] .

По свидетельству В.Ф. Грушко, «5 августа» шеф КГБ и министр обороны договорились «создать совместную группу экспертов», чтобы «проанализировать возможные последствия… введения… чрезвычайного положения.» [3188] . В эту группу, по словам В.Ф. Грушко, вошли «ведущие аналитики» — уже известные нам работники КГБ СССР генерал — майор В. Жижин и полковник А. Егоров, а также генерал — лейтенант П. Грачёв [3189] .

На первый взгляд, включение в эту группу Павла Сергеевича Грачёва выглядит логично, поскольку в рассматриваемое время он занимал пост командующего воздушно — десантными войсками (ВДВ). Но, во — первых, он не был аналитиком, а во — вторых, и это самое главное, от него тянулась ниточка к Б.Н. Ельцину.

Борис Николаевич познакомился с П.С. Грачёвым 31 мая 1991 г. во время посещения Тульской десантной дивизии [3190] . Вспоминая об этом, Б.Н. Ельцин писал: «Мне этот человек понравился… И я, поколебавшись, решился задать ему трудный вопрос: «Павел Сергеевич, вот случись такая ситуация, что нашей законно избранной власти в России будет угрожать опасность… Можно… положиться на вас?» Он ответил: «Да, можно» [3191] .

Рассматривая этот разговор как начало своего сближения с П.С. Грачёвым, Борис Николаевич забыл упомянуть ещё об одной детали. Дело в том, что к лету 1991 г. российский вице — премьер Юрий Владимирович Скоков, который руководил президентской кампанией Б.Н. Ельцина [3192] , включил в состав его доверенных лиц и командующего ВДВ [3193] .