Дома он попросил миссис О'Брайен присмотреть за детьми, а сам не отходил от Джулии ни на шаг. Настояв на том, чтобы она приняла болеутоляющее, уложил ее в постель. Джулия сразу же заснула.

Разбудил ее голос Майкла, доносившийся из кухни. Собеседника не было слышно. Джулия поняла, что Майкл разговаривает с кем-то по телефону. В комнате царил полумрак, стало быть, наступил вечер.

— Интересно, какие это у тебя дела, чтобы не нашлось времени для собственного ребенка? — спрашивал Майкл.

Майкл старался разговаривать сдержанно, но Джулия почувствовала, что он на пределе. С кем это он? С Ингрид, догадалась она.

— Уважительная причина? Можешь не продолжать! Очередной дружок завелся? Само собой, твой сын мешает тебе наслаждаться жизнью. — Последние слова Майкл произнес голосом, полным сарказма.

Последовала пауза, то есть на том конце провода говорили, а на этом слушали и изредка вздыхали. Стараясь не побеспокоить больную руку, Джулия осторожно спустила ноги на пол и направилась к двери. Лулу сидела в манеже, стараясь отгрызть нос у резинового Микки Мауса, и не обращала на мать никакого внимания. Джулия проследила за дочкиным взглядом. Зрелище, действительно, завораживало. Майкл метался по кухне, как зверь в клетке. За ним волочился телефонный провод, будто этот зверь был на привязи. Майкл все время смотрел в пол и Джулию, естественно, не видел. Он все время приглаживал ладонью волосы на затылке, что выдавало его нервное возбуждение.

— Если не хочешь видеть сына, скажи ему об этом сама. Ишь чего придумала! Чтобы я нанес ему такую травму? Мол, сыночек, твоя мамочка не хочет тебя видеть, и ей до тебя нет никакого дела. — Майкл хмыкнул. — Хорошо, желаю приятного времяпрепровождения, — добавил он уже спокойно. — Но можешь больше не лазить в почтовый ящик — чека ты там не найдешь.

Ингрид, должно быть, повесила трубку, потому что Майкл чертыхнулся и бросил трубку на рычаг. С минуту он стоял как вкопанный, потом вдруг обернулся, будто почувствовал присутствие Джулии.

— Я тебя разбудил? Прости, — сказал он резко, но глаза его мгновенно потеплели. — Питер сказал, что звонила его мать и хотела бы переговорить со мной. Ну, так вот, разговор состоялся.

— Она что, расстроила тебя? Речь шла о сыне?

Она немного колебалась, прежде чем задать этот вопрос, но потом решила, что делать вид, будто ей все равно, неразумно, ибо все, что касается Майкла и его сына, ей давно уже стало небезразлично.

— Да, — ответил Майкл.

Он подошел к молодой женщине и откинул прядь белокурых волос с ее щеки. Этот жест тронул ее до глубины души, захотелось прижаться к нему, поцеловать, однако она почувствовала, что он все еще не пришел в себя после тяжелого разговора с бывшей женой и все его мысли сейчас о сыне.

— На следующей неделе она должна была взять Пита к себе, но у нее, видите ли, неожиданно изменились планы.

— Неужели нельзя было найти какой-нибудь компромисс?

— Для Ингрид компромисс — понятие абстрактное, — фыркнул Майкл. — Она воспринимает только конкретные вещи, например алименты, которые я пересылаю ей ежемесячно в виде чеков. Только когда чек не приходит во время, она способна здраво оценивать ситуацию.

— Но если ты перестанешь платить алименты, она может обратиться в суд. Разве не так?

— Может, — согласился Майкл, — но не станет этого делать. Суд мы уже проходили, и она догадывается, что ее ждет, если мы снова предстанем перед лицом правосудия.

Джулия вспомнила, о чем поведала ей всезнающая Ванесса, и вздрогнула. Да, с Майклом шутки плохи, если вывести его из себя. Можно представить, что последует за его вспышкой гнева.

— Что с тобой? — испуганно спросил он, ласково проведя ладонью по ее щеке. — Рука болит? Зачем ты встала? Иди, ложись.

Он пошел вместе с ней в комнату, усадил ее на кушетку, подложив подушки под спину, набросил сверху коричневый клетчатый плед и сам присел на край.

— Устала? — спросил он.

— Не столько устала, сколько обеспокоена.

— Что является причиной, если не секрет?

— Ты, — сказала Джулия с присущей ей откровенностью, глядя ему прямо в глаза.

— Вот те раз! Ты что, боишься меня? — спросил он обеспокоено.

— Вовсе нет! Чего мне бояться? — сказала она и улыбнулась.

— Вот и я думаю, что нечего, — заметил он, криво усмехнувшись, — особенно если вспомнить, как ты выступала на днях. — Он ласково погладил ее по руке. — Не надо опасаться меня, Джулия! Мне всегда бывает очень обидно, когда ты, чуть что, сразу начинаешь кидаться на меня, не принимая в расчет, что тебе и Лулу я желаю только добра. Но… — Он обдал ее жарким взглядом и, не отказав себе в иронии, добавил: — Впрочем, я понимаю, что ты — женщина с сильным характером, радость моя, что ты привыкла называть вещи своими именами. Мне это нравится гораздо больше, чем лисьи хитрости дамочек, угодливо заглядывающих в глаза.