— А ведь ты пролезешь в него, — задумчиво глядя на племянницу, сказала Сидоровская. — Только прыгнуть не сможешь. Этажи высокие, внизу кусты… Послушай, маленькая, я хочу, чтобы ты сделала для меня одну очень важную вещь… Ты ведь не испугаешься темноты, малышка?

— Испугаюсь, — ответила она, — Не оставляй меня одну, тетя Наташа. Я так боюсь, что умру со страху, если ты уйдешь…

— Я не уйду, маленькая, не уйду. Сейчас мы с тобой найдем здесь какие-нибудь тряпки, свяжем из них веревку и попытаемся спустить тебя вниз… Подойди к окну. Не бойся, я здесь, с тобой… Видишь, вон там, справа, начинается лес? Когда я тебя спущу вниз, ты должна будешь быстро-быстро бежать к нему. Забежишь как можно дальше и затаишься. Тебе будет очень холодно и страшно, но ты должна будешь сидеть там до тех пор, пока не рассветет…

— Но, тетя Наташа…

— Подожди, не перебивай. У нас очень мало времени, и если ты будешь меня перебивать и капризничать, то… я обижусь. Если тебя будут звать, ты не должна откликаться, поняла? Ни в коем случае не должна откликаться и идти к тем, кто тебя зовет. Что бы они ни говорили, как бы ни упрашивали — не ходи к ним. Это враги. Поняла?

«А ведь она не сможет позвать на помощь, — с острой тоской поняла Наташа. — Будь она постарше хотя бы года на три, можно было бы еще надеяться, объяснить ей все, дать инструкции… Но ей всего шесть лет, и все, что можно от нее требовать — это как можно лучше спрятаться. Спрятаться и, может быть, спастись… Когда я подготовлю веревку и высажу эту чертову раму, раздастся грохот, они прибегут сюда и спустить девочку я не успею. А если ей удастся добежать до леса, найти ее будет невозможно. Утром она доберется до города… А потом?.. Господи, а ведь нас к этому времени уже не будет в живых… Какой кошмар — знать, что через несколько часов ты умрешь и шансы на спасение ничтожны… Да их попросту нет! Нет… Тихо! Спокойно, не паникуй! Тебе нельзя паниковать. Ты сейчас должна собрать в кулак всю волю и выжать из ситуации все, что только можно. А можно не так уж и много. Звать на помощь бесполезно — до города шесть километров, место тихое, безлюдное, кричи — не кричи, никто не услышит… Сережа, Сережа, как же не вовремя ты уехал! Ах, если бы ты был в городе! Почувствовал бы беду, бросился искать меня… Ведь обязательно почувствовал бы! Он любит меня, а я… Я дура!.. Спокойней, спокойней, держи себя в руках. Думай, думай! В милицию ей идти нельзя. Эти подонки говорили о полковнике Бородине как о своем покровителе. Кто еще с ними завязан, я не знаю, а рисковать нельзя. Даже если послать к кому-то из Сережиных друзей, то где гарантия, что Бородин не сможет до нее дотянуться? Он — начальник, он сможет создать благоприятную ситуацию для того, чтобы расправиться с ней, и никто не сможет ему помешать. То, что он “перевертыш” и негодяй, надо еще доказать, а это так быстро не делается. Нет, в милицию сейчас ее направлять опасно… Тогда куда? Где она будет в безопасности? Кто сможет ее защитить и воспользоваться информацией, чтобы… Господи, как же страшно об этом думать! Чтобы узнать, что с нами случилось, и отомстить за нас… У близких ее будут искать. Требуется решение необычное, чтобы никому и в голову не пришло искать ее там, и тем ни менее, чтобы это был сильный и надежный человек. Человек, который спосо… Врублевский! Володя Врублевский! Он бандит, но он враг Шерстневу, и он — настоящий мужчина. Если такие, как он, берутся кого-то охранять, то скорее погибнут сами, но не предадут и не струсят. Он ведь действительно немного «варвар», а у таких людей есть уникальные, давно утраченные в цивилизованном мире обязанности перед теми, кто в них нуждается, чувство чести, отвага… В конце концов я просто знаю, что он сумеет ее защитить и передаст Сидоровскому… Они же враги… Они ненавидят друг друга… Но он все равно защитит ее и, дождавшись Сидоровского, расскажет ему все. Слава Богу, что есть еще такие “варвары”…»

Она посмотрела на испуганно застывшую в своем углу Светлану.

«Бедняжка, ее так и переполняет ужас. Представляю, каково ей сейчас, если даже меня насквозь страх прожигает… Но ничего, малыш, ничего. Мы еще всех их перехитрим и выйдем победителями. Мы еще повоюем… Глазенки-то у нее какие испуганные, загнанные… Господи! Услышь меня! Накажи их! Спаси ее и накажи этих мерзавцев за мою боль и за ее страх!»

— Светланка, — весело сказала она, — а где та сумочка, с которой ты все время ходила? Куда ты ее дела? Там у тебя фломастеры были, мелки разные…

— Вот, — протянула ей фломастер девочка. — Ты хочешь рисовать?

— Да, я сейчас немного порисую, — Наташа огляделась в поисках бумаги.

Не найдя ничего подходящего, оторвала клочок обоев и жирными цифрами написала номер телефона Врублевского. И тут ей в голову пришла еще одна идея. Идея, от которой даже на ее измученном лице на мгновение промелькнула торжествующая и злорадная улыбка. Такими же отчетливыми, жирными цифрами она вывела на бумаге еще один телефон и код Петербурга.

— Возьми это, — протянула она девочке бумагу, — спрячь хорошенько. Это самое главное, что ты должна сделать: позвонить по этим телефонам. По одному номеру тебе ответит дяденька, его зовут дядя Володя. Запомнила? Расскажешь ему все. Он будет о тебе заботиться и охранять. Потом позвонишь по второму номеру… Нет, пусть лучше дядя Володя позвонит туда и оставит информацию. Приедет один очень симпатичный старик. Его зовут дядя Коля. Вряд ли ты его помнишь… Он очень похож на Шона Коннери… Впрочем, откуда тебе знать Шона Коннери? Это такой крепкий, веселый и обаятельный старик, с седыми усами и небольшой седой бородкой. У него под этой бородкой на скуле есть шрам, ты увидишь. Вот здесь, с правой стороны, у него выглядывает красно-белая полоска шрама. Он старше меня, старше твоего папы… Ты его обязательно узнаешь. Его нельзя не узнать… Уж он-то точно тебя найдет. Расскажешь ему все и скажешь, что я очень просила его обидеть этих злых дяденек как можно сильнее. Он старенький, но он так умеет обижать, как больше никто не умеет. Если бы он был сейчас в городе, мы бы с тобой…. Ах, опять я про это… Ты все запомнила? Как только я опушу тебя вниз, быстро-быстро бежишь в лес, прячешься там, а потом пробираешься в город и звонишь по этим телефонам. Поняла?

— Нет, я без тебя никуда не пойду. Я боюсь.

— Я постараюсь убежать вслед за тобой, — успокоила ее Наташа. — Только я побегу в другую сторону. Это как в догонялки играть. Помнишь, когда все в разные стороны разбегаются? И если все будет хорошо, то мы встретимся… Ты помнишь магазин, где на витрине стоит большая и красивая кукла в голубом платье? Она тебе очень понравилась, папа обещал ее купить для тебя, но… не успел… Помнишь, где этот магазин? Эта кукла все еще стоит там на витрине. Ты придешь к этому магазину, встанешь в какой-нибудь парадной или в подворотне неподалеку и будешь ждать меня. Я постараюсь прийти… Но если я все же… задержусь, звони по этим телефонам. Ни с кем не разговаривай и никому не верь. Если тебя спросят, кто ты и что там делаешь, ответь, что просто гуляешь и сейчас подойдет твоя мама. Если спросят, как тебя зовут, ответишь, что… Наташа. Как и меня — запомни. В милицию не ходи. Жди дядю Володю. Все запомнила?.. Тогда за дело. Сейчас мы с тобой будем плести толстый и прочный канат…

Это оказалось сложнее, чем представлялось на первый взгляд. Единственным оказавшимся под рукой материалом была обивка дивана и кресел. Правда, в углу комнаты Наташа нашла три холщовых мешка, неизвестно как попавших сюда, но все же работа двигалась мучительно медленно. К тому же нестерпимо болело истерзанное тело, наступать на больную ногу было практически невозможно, и ко всем прочим бедам Наташа почувствовала сильное головокружение и тошноту — сказывались безжалостные удары по голове. Превозмогая навалившуюся слабость, она внимательно осмотрела каждый узел изготовленного каната, попробовала на разрыв — подойдет. Лучше уже не сделать: нет времени, да и не из чего. Как можно веселее подмигнула с тревогой наблюдающей за ней девочке:

— Видишь, какие мы молодцы? Все успели… Теперь будем ждать. И ничего не бойся, малышка. Мы умнее их и хитрее… А теперь повтори все, чему я тебя научила. Что ты будешь делать, когда я спущу тебя вниз?..

Машина пришла через двадцать минут. Миронов, уже оповещенный по радиотелефону о том, что операция прошла удачно, услышав шум мотора, направился было к лестнице, когда в комнате, где были заперты пленницы, раздались громкий звон стекла и сухой треск ломающегося дерева. Не теряя времени на открывание замка ключами, он с короткого разбега ударил в дверь плечом, вышибая ее вместе с петлями и замком. Наташа стояла у разбитого окна, с трудом удерживая в руках самодельный канат из связанных воедино обрывков ткани, и осторожно стравливала его, опуская ребенка за окно. Когда Миронов ворвался в комнату, она испуганно обернулась, с отчаянием глядя на него. На секунду их глаза встретились, потом она отвернулась и продолжила свою работу. Наконец канат ослаб, она выпрямилась и облегченно вздохнула. В тот же миг кто-то сильно толкнул Миронова, отбрасывая от входа, и разъяренный Смокотин в два прыжка пересек комнату, ударом в лицо швырнул на пол пытающуюся преградить ему путь женщину и, по пояс высунувшись на улицу, закрутил головой, пытаясь хоть что-то различить в ночной тьме.