Суббота, 27 февраля

Тридцать семь лет. Отпраздновал это событие утренней мастурбацией. Видения Фрейи, голой, поверх меня – ее округлые, чуть отвислые груди вибрируют, пока она скачет на мне. До сих пор я, пока шла эта бесконечная война, как-то справлялся с отсутствием женщины, с воздержанием, однако что-то в этом непристойном городе, похоже, обостряет мои сексуальные потребности. Прошлой ночью, во время обеда, жена офицера ВВС прикоснулась под столом к моему члену, – а я не могу даже имя ее припомнить.

Пригрозил Макстею подать на него рапорт с обвинением в нарушении субординации. Он практически назвал меня трусом в присутствии Дигнама [младшего офицера]. Прочие члены команды на свое положение не жалуются: когда им выпадает счастливый номер, они опознают его с первого взгляда. Угнетены только воинственные инстинкты Макстея. Возможно, я разрешу ему побросать завтра глубинные бомбы.

Понедельник, 22 марта

Приступы острого чувства одиночества: тоска по Фрейе и Стелле столь сильна, что походит на боль в животе. Полагаю, таков удел любого несущего действительную службу солдата – и в мире, должно быть, миллионы людей, тоскующих сейчас по своим любимым. И все же, я сознаю, что немного мухлюю: псевдо-моряк, шпионящий за сосланным Герцогом на курортном тропическом острове... Чувствовал бы я себя лучше, если б сидел сейчас в окопах североафриканской пустыни?

Испытывая жалость к себе, позвонил Макстею и предложил пообедать со мной в "Принце Георге». Я практически слышал, как работает его изумленный мозг. В конце концов, ему удалось выдавить «да», и мы договорились встретиться там в 8.00.

Сезон здесь, в Нассау, заканчивается – богатые американские туристы запирают свои виллы и береговые коттеджи и возвращаются по домам. Шагая по Бэй-стрит от отеля к «Принцу Георгу», прямо-таки ощущаешь, как остров возвращается в привычное для него коматозное состояние – магазины пустеют, конные экипажи стоят, бездействуя, лишь время от времени мимо тебя медленно проезжает большой автомобиль, пассажиры которого явно отыскивают гулянку, к коей можно было бы примазаться.

Макстей был поначалу чопорен и очень официален (возможно, он думал, что все это прелюдия к его отправке домой), но когда я заказал еще выпивки, он отчасти успокоился. Следует помнить, что ему всего двадцать три года – во мне он должен видеть малоприятного пожилого господина, который вылез неизвестно откуда, чтобы изгадить его многообещающую карьеру. Он родом из Файфа, сын фермера. У него одно из тех «точеных» лиц – ни унции лишней плоти, – что представляются не столько красивыми, сколько заметными, подобные видишь у некоторых статуй или горгулий. Ему бы пошла борода.

Под конец обеда он, уже немного набравшийся, склонился ко мне и сказал: «Слушайте, Логан, какого хрена мы тут торчим? Ведь почти уж пять месяцев». Наверное, я не имел права даже на малейший намек, но при этом чувствовал, что я в долгу перед ним. «Кто у нас самый важный англичанин по эту сторону Атлантики?» – спросил я. Он, разумеется, понял, о ком я говорю. «Я бы выразился так: мы присматриваем за ним с близкого расстояния», – и я постучал себя пальцем по носу, сбоку. Он кивнул, лицо его посерьезнело. Думаю, теперь, когда он знает, что у нас имеется цель, миссия, ему будет полегче – хотя подавленность его, скорее всего, никуда не денется.

Когда мы уходили, появился де Соссе с какими-то своими приятелями и двумя немыслимой красоты девушками, которых я прежде не видел. Оказалось, что они знакомы с Макстеем, и де Соссе уговорил нас присоединиться к ним и выпить еще немного. Вскоре я уже разговаривал с высоким, красивым, иностранного обличия человеком, который в самом начале разговора дал понять, что он – зять Гарри Оукса. Он пригласил меня позавтракать с ним в воскресенье у него дома. Я спросил Макстея, откуда он знает этих людей. «Яхты, – ответил он. – Заняться мне нечем, вот я и хожу с ними под парусом».

Суббота, 10 апреля

Играл с Герцогом в гольф в клубе для чистой публики. Нас было только двое – не считая детектива, оставшегося в здании клуба. День стоял влажный, жаркий и тихий, – все туристы уже разъехались. Герцог казался встревоженным, но, загнав с 25 футов мяч в третью лунку, заметно повеселел. Я позволил ему выиграть пятую и восьмую, что дало Герцогу преимущество в три очка и привело его в гораздо лучшее расположение духа. Он стал очень многоречивым.

Вот о чем мы разговаривали:

Ему отчаянно хочется покинуть Нассау – целая тирада в адрес «этого вшивого островка». Он просил Черчилля поручить ему какую-нибудь работу в Африке – никакие губернаторские посты, даже самые видные, его больше не интересуют. Герцог гордится тем, чего достиг здесь – «на худшей в Британской империи должности».

Уже знакомая неприязнь к двору. Считает Короля и Королеву необычайно мелочными и мстительными. По-моему, сильнее всего его уедает то, что они отказываются закрепить за Герцогиней титул ЕКВ (тут присутствует оттенок проблемы с камердинером, Флетчером). «Жена получает ранг мужа, – несколько раз повторил он. – Независимо от чего бы то ни было». Я чувствую, что винит он в основном Королеву (это проще, чем винить брата). «Она не выносит Уоллис».