Шрифт:
Сьюзен очень рассчитывала, что события развернутся по сценарию «пришел, увидел, победил». Она, конечно, и представить не могла, что Адриан сразу же по приезде потащит ее знакомиться с соперницей, но тем ярче была ее радость от такого поворота судьбы.
Она ожидала, что «соперницей» окажется милая простушка, неведомо чем прельстившая наследного графа Рочестерского – возможно, своей экзотичностью для его отточенного на лондонских львицах вкуса. Вместо этого она столкнулась с привлекательной, умной, изящной женщиной, которой гораздо больше теплых стен домашнего кафе подошли бы недописанные холсты в мастерской где-нибудь на Средиземном море. Она сразу поняла, что это и есть то самое «увлечение», про которое говорила тетя Маргарет, – по напряжению, которое витало в воздухе между ними троими.
Возможно, они с Адрианом поссорились, иначе откуда эта холодность, но…
Почему, почему тогда он не пришел за утешением к ней, Сьюзен?
Почему делает вид, что забыл о самом ее существовании, когда они живут в соседних спальнях и едят за одним столом?!
Что еще нужно сделать, чтобы он ее заметил – на фоне старинной мебели и портретов своих предков?
Ясно одно. Адриан, похоже, переживает не самые лучшие времена, и переживает их однозначно из-за этой женщины. И если «увлечение» внезапно превратилось в полную болезненную отчужденность (а Адриан никуда из дому не выходил, Сьюзен знала), значит, оно не так поверхностно, как могло бы быть.
Однако, похоже, проблема эта решилась сама собой – во всяком случае, без участия Сьюзен, и она убеждала себя, что это очень хорошо, потому что, если честно, не представляла, что сама могла бы сделать. Ей как-то раньше не приходилось нейтрализовывать девушек Адриана – они появлялись в его жизни, как бабочки-однодневки, и, если не через день, так через месяц уж точно, исчезали.
Сейчас же самое большое, что могла сделать Сьюзен, – это скрасить дни Адриана и закрепить, если можно так выразиться, поражение Анны Бартон. Чтобы у той не осталось никаких иллюзий на тему того, что можно все вернуть. Так как Адриан в ее сочувствующей компании не нуждался, Сьюзен решила обойтись вторым.
Когда она в конце концов улизнула из дома Томсонов под предлогом шопинга, без которого приличной девушке жизнь не в радость, и, прилично поплутав по городку, в котором такси не было как таковых, вошла в кофейню Анны Бартон со странным южноамериканским названием, ей Анну стало почти жаль.
Анна умело накрасилась, но опытный женский глаз сразу видел, что скрыто под слоем декоративной косметики – синяки под лихорадочно блестящими глазами, а вот бледность вполне натуральная, и волосы аккуратно уложены, а не как в прошлый раз, когда они сами по себе лежали пышно и естественно.
Анна – гордая женщина, но от другой женщины, которая знает, что такое слезы в подушку, ей не скрыть бессонных ночей.
– Добрый день, – бодро улыбнулась Сьюзен. Она приготовила для Анны убийственный взгляд накрашенных в дымчато-зеленой, «кошачьей» гамме глаз, но постеснялась. – Найдется столик?
– Здравствуйте… Сьюзен. Столики есть, располагайтесь, где нравится. – Анна говорила медленно, будто что-то ей мешало.
– Тогда я сюда! – Сьюзен села на табурет у стойки. Изящное, но заученное движение. Если бы Анна в свое время не посещала ради Дерека курсы «моделинга», она бы предположила, что у барышень вроде Сьюзен это умение элегантно присаживаться врожденное.
Неужели теперь я обзаведусь еще и поклонницей? – иронически поинтересовалась у судьбы Анна. Сьюзен как раз заняла любимый табурет Клайва. На стойку легли кожаная сумочка-кошелек и шелковый шарф. От Сьюзен приятно пахло осенней свежестью и какой-то дорогой туалетной водой, Анна не знала, какой именно: видимо, это был совсем новый аромат.
– Что вам предложить?
– Какой-нибудь некрепкий кофе, со сливками и сахаром.
– Может быть, латте – с молочной пеной? – Анна спросила не просто так, дело в том, что молочную пену она взбивала на кухне – не та процедура, которая могла бы кого-то покорить своим эстетическим выполнением.
Заодно можно отдышаться, поправить макияж и нацепить более естественную улыбку.
– Да, было бы чудесно, – блеснула жемчужными зубками Сьюзен.
Ей, наверное, никто не говорил, что отбеливание портит эмаль.
– Адриан передавал вам привет.
Вот это да! Анна повела бровью. С приветом мог бы послать Джеймса, за чем дело стало…
– Спасибо, очень любезно с его стороны. А почему он сам не пришел?
– О, знаете, он так занят, они с Джеймсом и тетей Маргарет все время спорят о делах, он в очень дурном расположении духа…
Сьюзен давно усвоила, что «припудренная правда» работает гораздо лучше откровенной лжи.
– Понятное дело.
Сьюзен завороженно смотрела на руки Анны. Снова та же глупая мысль: я так не смогу… Зато Анна никогда не сможет с таким же изяществом носить сумочку от «Эрмес», и вряд ли она в месяц зарабатывает столько, сколько стоят чулки Сьюзен вместе с кружевным поясом!
И вот тут Сьюзен поняла, какая пропасть лежит между ней и Анной. Не социальное положение, не счета в банке и перспективы – банальный жизненный опыт. Сьюзен ощутила себя рядом с ней просто маленькой избалованной девчонкой. У нее есть многое из того, чего нет у Анны, – и при этом ей никогда не прожить такой трудной, насыщенной жизни, и Анна всегда будет на десяток лет старше ее, опытнее ее, мудрее ее. Не тот случай, когда молодость решает все.