— Лучше бы тебе, деревлянин, нас отпустить, — сказал Славка. — Знаешь, кто наш отец?

— Не-а, — совершенно равнодушно ответил по глаза заросший бородой лесной человек. — Но всё равно твоей сестре повезло. Красивая. Понравилась нашему волоху. Возьмет ее младшей жонкой. Прольет чуток крови — да и всё. А тебе не повезло, парень. Жить те осталось дней несколько. Покуда охотники наши ваших осьмнадцать голов нахватят. Тады уже будем вас — того.

— Вот придет мой отец с гриднями, будет вам — того! — сердито бросил Славка.

— Не-а, — беспечно отозвался лесовик. — Теперича ничё нам не будет. Это ране, когда старейшие наши клялись, что не станут с княгиней воевать, тогда у богов наших силы не было. А теперича померла ваша Ольга. Значит, кончилась клятва. И боги наши снова в силе. А коли кровушкой их напоить, так и вовсе всех, кто на деревлянскую землю сунется, — угнобят.

— Сейчас, размечтался! Мой батька, между прочим, тоже ведун. А пестун мой, так он и вовсе одной ногой за Кромкой стоит. Слово скажет — и ты сдохнешь!

Лесовик нахмурился.

— Ты это, зря не болтай, — сказал он. — А то рот заткну. Понял?

— Понял, — буркнул Славка. Эх, развязали бы ему руки, он бы показал этому лешему!

Ну ничего. Батька — не за морем. Он здесь, в Киеве. Так что непременно их найдет. И лесовикам этим дурным — мало не покажется. Славке, ясное дело, тоже перепадет — за самовольство. И пусть. В первый, что ли, раз? Глазное, чтобы Данку не успели обидеть. В собственную смерть Славка не верил. В четырнадцать лет даже княжьему отроку в нее трудно поверить.

— Хороший лес, — заметил Велим. — Чистый. Сухой. Дубы вокруг — как в Перуновой роще.

— Перуновой, как же! — хмыкнул Рёрех, ехавший справа от Духарева. — Здесь не Перуну нашему, а старым богам кланяются.

— Это каким же?

— Таким. Ты о таких, парень, и не ведаешь.

Велим обиженно поджал губы. Не понравилось ему, что Рёрех его «парнем» назвал. Но приходилось терпеть. Рёрех — это Рёрех. Таких вождей, как он, ныне не встретишь. Ведун к тому же. Глянет косо — и пропал человек. На подворье воеводы его боялись даже больше, чем парса, хотя парс, говорили, огненными бесами помыкает.

— Деревлянский это лес, — сказал Рёрех. — Их князья ране под хузарами были, потом — под уграми. Потом Свенельд их у угров отнял, а уж после Ольге покойной под великое княжение передал. Теперь они под руку младшему Святославовичу отойдут. Так великий князь угорскому князю Такшоню обещал. Мол, что Свенельд когда-то у тебя отнял, я твоему внуку отдам.

Духарев с удивлением глянул на старика. Откуда он знает о тайном уговоре между дьюлой Такшонем и Святославом?

Рёрех его взгляд заметил — и подмигнул. А потом продолжил:

— Только лучше бы не ему эти земли отдать, а Владимиру. Этот — покрепче будет. Дерево ломать — железная рука нужна. Деревляне — старого корня. Богов своих живой кровью поят. Но про то лучше воевода расскажет. Он своими глазами видел.

— Да, это так, — подтвердил Духарев, Но в подробности углубляться не стал. Хотя очень хорошо помнил выложенные камнем и глиной желоба-лабиринты, в которых лежали мертвые тела.

Только не помогли кровавые жертвы деревлянскому племени. Хитрость Ольги и крепость русских клинков оказались сильнее божков-кровососов. Деревлянских жрецов-волохов русы потом старательно ловили по лесам и жгли. Многих переловмли. Духарев очень надеялся, что всех. Еще ему очень хотелось бы знать, за каким лешим его дети поперлись в этот лес.

«Подманили их, — сказал вчера Рёрех. — Деревлякские волохи подманили. Ольги-то они боялись. Теперь Ольга померла — осмелеют. Таким, как ты, отмстить захотят».

«Смеешься? — поднял бровь Духарев. — Они нам — мстить? Да одной моей дружины хватит, чтоб все их городки выжечь».

«Городки — ничто. А лес — вот их сила. В лесу ты против них — как цуцик слепой».

«Ну ты сказал, дед!»

«Как есть, так и сказал. Кабы сам князь всей силой взялся, тогда — другое дело. И не потому, что у князя воев больше. Тут не в воях дело. Под князем не только воины. Под ним — бояре, тиуны, старосты, наместники. У каждого — свои людишки: доверенные, послухи... Твои гридни могут хоть месяц по лесам шарить — ничего не найдут. А князь за день отыщет. Потому что ему скажут, где искать».

«А мне, значит, не скажут?» — недовольно спросил Духарев.

«А тебе — нет. За тобой — только гридни твои. А за великим князем — боги».

«За мной тоже Бог!»

«Э-э-э! У вашего ромейского бога в наших лесах силы нет. Это все знают: от старейшин ихних до самого последнего смерда».

«А как же покойная княгиня? Она ведь тоже была христианкой».

«Ольга — другое дело. Ей деревлянские старшие своими богами клялись. Но — только ей. А старшие теперь у деревлян — волохи. Раньше еще князь был, при князе — бояре ихние. Ольга всех убила: и князя, и бояр. Но князь с боярами в городе живут. Их завсегда достать можно. А волохи — в лесах: в схоронках, на капищах. Потому говорю: ты их не отыщешь. Ты — не отыщешь...»