Странное и неприятное чувство охватило Тейлона. Неужели... ревность?

— А себе оставила? — не задумываясь, поинтересовался он.

— Только один, да и его год назад подарила Грейс.

Тейлон вздохнул с неожиданным для себя облегчением. А Саншайн снова внимательно изучала его тело. Он следил за тем, как она пожирает глазами изгиб его рта, линию подбородка, — и умирал от желания снова сжать ее в объятиях и освежить в памяти вкус ее губ.

— Знаешь, ты очень красивый, когда улыбаешься.

— Правда?

Ответ глуповатый, но Тейлон не знал, что еще сказать. Его вдруг захлестнула волна счастья, и все слова на свете показались ненужными.

— Правда.

Саншайн тяжело сглотнула, вдруг осознав, что у него нет причин здесь задерживаться. Что ж, все нормально, ей самой давно пора за работу… Но почему-то страшно не хотелось его отпускать.

— Что ж, теперь ты одет, так что... — глубокий вздох, — наверное, можешь идти.

— Мне очень жаль, но я не смогу выйти из дома до заката, — сообщил Тейлон.

Странное дело, но по его тону создавалось впечатление, что ему совершенно не жаль.

— Ах да, у тебя же аллергия! — воскликнула Саншайн, безуспешно пытаясь сделать вид, что очень расстроена этим обстоятельством.

Он откашлялся:

— Послушай, если у тебя дела...

— Нет, нет! — тут же ответила она. Затем, подумав: — То есть... ну, видишь ли... было бы страшно невежливо с моей стороны бросить тебя здесь одного. Тем более телевизора у меня нет, и вообще тут нечем развлечься. — Она облизнула пересохшие губы. — Ладно, раз уж ты не можешь уйти, буду развлекать тебя сама. Чем бы ты хотел заняться?

— Честно?

— Честно.

— Больше всего хочу заняться любовью. Любовью с тобой.

Саншайн отшатнулась, пораженная его прямотой и еще более — тем, как точно его слова отвечали ее невысказанным желаниям. Да, она хочет того же самого. Он, по сути, незнакомец — и все же невозможно отрицать: она жаждет заняться с ним любовью.

Жаждет покрыть ласками и поцелуями каждый дюйм его тела, божественно прекрасного — и такого человеческого.

И вот что самое странное: эта внезапная страсть ощущалась как нечто правильное, нормальное, даже вполне естественное. Как будто иначе и быть не может. Как будто она откуда-то знает этого человека — знает очень, очень давно. И знакомы они куда ближе, чем двое прохожих, случайно столкнувшихся на темной улице.

Она хотела его — и чувствовала в этом желании какое-то глубокое значение, ускользающее от нее самой.

— Похоже, ты не привык ходить вокруг да около! — проговорила она.

— Вот именно, — ответил он, словно прожигая ее насквозь настойчивым взглядом угольно-чёрных глаз. — Не привык.

Волна его желания обволокла ее и властно потянула к себе. В этом человеке было что-то гипнотизирующее. Она просто не могла ему противиться.

Он наклонился к ней, убрал за ухо прядь ее черных волос. От этого простого движения кровь вскипела у нее в жилах, и что-то сладко заныло внутри.

Он к ней, можно сказать, и не прикоснулся, но она могла бы поклясться, что чувствует каждую клеточку его тела.

Чувствует его — и содрогается от сладкой истомы.

От страсти.

От желания.

Он наклонился и прошептал ей в самое ухо, щекоча кожу своим дыханием:

— Знаешь, я всегда считал, что в жизни надо ловить момент. Хочешь чего-то — не тормози! И вот сейчас, Саншайн, я хочу тебя. Хочу попробовать на вкус каждый дюйм твоей сладкой кожи. Хочу ощутить твое теплое дыхание у себя па лице, когда буду любить тебя. Хочу изучать твое тело языком, пока ты не начнешь молить о пощаде.

От его слов по телу Саншайн пробежала сладостная дрожь.

— Ты прав: не стоит тратить время попусту, ведь жизнь так коротка!

Рассмеявшись, он коснулся губами ее щеки. Однодневная щетина царапнула нежную кожу — и от этого ощущения Саншайн снова чувственно вздрогнула.

— Верно — хоть и не для всех.

В его словах Саншайн вдруг ощутила какой- то холодок. Дурное предчувствие? Что-то мрачное, угрожающее? Но это мимолетное ощущение тут же растаяло, уступив место радостному предвкушению страстных восторгов.

И нетерпеливому желанию насладиться ими.

Губы Тейлона приближались к ее губам.

Медленно.