Закончив допрос Кибальчича, первоприсутствующийобратился к подсудимой Перовской с вопросом: признает ли она себя виновной по предъявленным к ней обвинениям?

На это подсудимая Перовскаяотвечала: «Я признаю себя членом партии „Народной воли“ и агентом Исполнительного комитета. Относительно взглядов, которых придерживается партия „Народной воли“ и которых придерживаюсь и я, в дополнение к словам моего товарища, я замечу только одно: партия „Народной воли“ отнюдь не считает возможным навязывать какие бы то ни было учреждения или общественные формы народу и обществу и полагает, что народ и общество рано или поздно примут эти взгляды и осуществят их в жизни. Что касается до фактической стороны, то я действительно признаю, что по поручению Исполнительного комитета, как его агент, принимала участие и в покушении под Москвою 19 ноября 1879 года, и в покушении 1 марта нынешнего года. Относительно участвующих лиц в последнем событии я могу заявить одно: Гельфман, как хозяйка конспиративной квартиры, как член партии „Народной воли“, вовсе не примыкала к террористической деятельности партии. Она занималась только распространением ее программы. Поэтому она не участвовала в совещаниях, которые собирались для террористических попыток, точно так же и вообще не знала о ходе террористической деятельности. Относительно подсудимого Михайлова я должна сказать, что он точно так же не принимал участия в террористической деятельности партии, не готовился в метальщики и не был 1 марта на квартире, где собственно решался план действия. Следовательно, в этом факте он не принимал никакого участия».

Первоприс.:Ввиду вашего сознания я приглашаю вас изложить подробнее ваше фактическое участие как во взрыве 19 ноября, так и в преступлении 1 марта.

Подс. Перовская:Я могу только повторить свои показания.

Первоприс.:Вы подтверждаете ваши показания в том виде, как они изложены в обвинительном акте?

Подс. Перовская:Да, за исключением только той части показания, где говорится о том, как я объяснила, каким образом партия «Народной воли» пришла к террористической деятельности.

Первоприс.:Нет, я говорю относительно фактической части.

Подс. Перовская:Фактическую часть я вполне подтверждаю.

Подс. Желябовна предложенный ему первоприсутствующимпо выводам обвинительного акта вопрос о виновности отвечал: «Я признаю себя членом партии „Народной воли“, и эта принадлежность является следствием моих убеждений. В организаторском же отношении я состою агентом Исполнительного комитета. Так как убеждения партии, ее цели и средства достаточно подробно изложены моими товарищами Кибальчичем и Перовскою, то я остановлюсь главным образом на второй половине моих объяснений — на организации. Я долго был в народе, работал мирным путем, но вынужден был оставить эту деятельность по той причине, на которую указал подсудимый Кибальчич. Оставляя деревню, я понимал, что главный враг партии народолюбцев-социалистов — власти».

Первоприс.:Я должен предупредить вас, что я не могу допустить в ваших объяснениях таких выражений, которые полны неуважения к существующему порядку управления и к власти, законом установленной. Вы можете высказать ваши убеждения, не согласные с законом, но высказывайте их в такой форме, которая дала бы возможность вас выслушать.

Подс. Желябов:Я это признаю. Как человек, из народа вышедший, для народа работавший, я так понимал выгоду от политической борьбы.

Первоприс.:Для суда не нужно знать теорий, суду нужно знать ваше личное отношение к делу, личное отношение к той партии, к которой вы принадлежите. Вы, например, говоря об организации, совершенно правильно заметили, что для определения роли каждого из обвиняемых может иметь значение разъяснение организации, и вот в этих пределах суд выслушивает ваше объяснение. Теоретические же воззрения не могут быть предметом объяснений на суде.

Подс. Желябов:Совершенно верно. Я мог бы держаться в таких рамках и к ним возвращусь.

Затем подсудимыйвошел в подробное объяснение существующей будто бы организации тайного общества, основанной на подчинении младших кружков старшим, сходящимся в центральный. После чего Желябовпродолжал: «Перехожу к моей роли в настоящем деле. Я несколько раз участвовал в подобных предприятиях и заслужил доверие центроисполнительного комитета, и вот на этом основании мне в этом предприятии была отведена роль организатора одной из частей предприятия. Предприятие это распадается на подкоп и на нападение с метательными снарядами, и вот нападение с метательными снарядами Исполнительным комитетом поручено было организовать мне, причем Исполнительный комитет указал мне, что добровольцев, изъявивших согласие идти на самопожертвование, лишь бы цель была достигнута, было всего 47 человек, из них 19, обусловливавших свое участие вместе с опытным в таком деле человеком, остальные выразили безусловное согласие. Из этой категории лиц мне было предоставлено выбрать себе сотоварищей и действовать с ними с метательными снарядами, чем я и занимался, руководствуясь соображениями не наибольшей их пригодности, как говорится в обвинительном акте, — я к этому еще возвращусь, — а другими соображениями».

Первоприс.:Считаю необходимым вас предупредить, дабы не было усложнения дела: вы не должны теперь предъявлять объяснения по существу обвинительного акта, на это будет целое судебное следствие.

Подсуд. Желябов:Я не буду возражать против обвинительного акта. Чтобы поскорее кончить с этим вопросом, я скажу, что я подобрал нужное количество лиц, и замечу здесь, что количество было уже намечено Исполнительным комитетом, а моя обязанность состояла в том, чтобы выбрать из числа этих лиц сотоварищей и представить об этом Комитету на утверждение. Когда было утверждено, я вместе с этими лицами приступил к исполнению. Я для нападения с метательными снарядами пригласил к себе единственно Рысакова, отношения же мои к Михайлову я выясню впоследствии, теперь же я утверждаю, что Михайлов, если, по словам Рысакова, и имел какое-нибудь отношение к делу, то делал это без моего ведома, после моего ареста, и, во всяком случае, это такой шаг, который в организаторском отношении считается преступлением. Теперь о подкопе. Совершенно верно сказал Рысаков, что он ничего не знал о подкопе; это так и должно быть, потому что подкоп велся, в интересах предосторожности, совершенно отдельно от нападения с метательными снарядами. Собственно нападавшие могли знать о подкопе, могли участвовать в нем, но только в том случае, если группа, ведшая подкоп, оказывала им доверие, — это их частное соглашение. Скажу от себя, что Рысакова из участников подкопа, которых я не стану называть, никто не знал, и, оставляя на мою ответственность привлечение того или другого деятеля в качестве метальщика, они бы, конечно, никогда не допустили, чтобы неизвестный человек принял участие в подкопе. Если это можно сказать относительно Рысакова, то то же самое относится и еще с большим основанием к Михайлову, который о подкопе не мог знать ровно ничего: это было бы младенчеством в революционном ведении дела, а мы уже кое-что пережили. Для того, чтобы мой ответ на обвинение, изложенное в обвинительном акте, был определеннее, я теперь возвращусь к самой формулировке обвинительного акта. Я не признаю себя виновным в принадлежности к тайному обществу, состоящему из 6 человек и нескольких других, так как сообщества здесь нет. Здесь подбор лиц совершенно случайных, производившийся по мере ареста лиц и по некоторым другим обстоятельствам. Некоторые из этих лиц принимали самое деятельное участие и играли видную роль в революционных делах по различным отраслям, но они не составляют сообщества по данному предприятию. Михайлов этому делу человек совершенно посторонний. Рысаков свои отношения к организации определил верно: он состоял членом агитационной рабочей группы, которая относилась к Исполнительному комитету как его разветвление, как одна из отраслей. Данные обвиняемые обвиняются в устройстве подкопа на Малой Садовой<…>

Печатается по: Коваленский М. Русская революция в судебных процессах и мемуарах. Кн. 3. М, 1924, с. 65–67.

Подсуд, Желябов (не пожелавший иметь защитника):Гг. судьи! Дело всякого убежденного деятеля дороже ему жизни. Дело наше здесь представлено в более извращенном виде, чем наши личные свойства. На нас, подсудимых, лежит обязанность, по возможности, представить цель и средства партии в настоящем их виде. Обвинительная речь, на мой взгляд, сущность наших целей и средств изложила совершенно неточно. Ссылаясь на те же самые документы и вещественные доказательства, на которых г. прокурор основывает обвинительную речь, я постараюсь это доказать. Программа рабочих послужила основанием для г. прокурора утверждать, что мы не признаем государственного строя, что мы безбожники и т. д. Ссылаясь на точный текст этой программы рабочих, говорю, что мы государственники, не анархисты. Анархисты — это старое обвинение. Мы признаем, что правительство всегда будет, что государственность неизбежно должна существовать, поскольку будут существовать общие интересы. Я, впрочем, желаю знать вперед, могу ли я касаться принципиальной стороны дела или нет?