Жадно хватанув ртом воздух, она свалилась с кресла на колени, на карачках поползла к дивану, с хрипами в глотке ударила рукой по его подлокотнику, как будто этим могла привести себя в чувство. Надышавшись, она грузно рухнула на бок, обхватила голову руками и затихла.

Алик взял со столика сигарету, закурил, сел на диван и пнул жену ногой.

– Ну, чего разлеглась, корова? Пошла на кухню, я жрать хочу!

Повторять ему не пришлось. Катька живенько вскочила с пола, метнулась на кухню, и скоро оттуда запахло жареной яичницей с колбасой.

Завтрак она подала на журнальный столик, сама налила в хайбол виски, чтобы ему было чем запить. Села на ковер у его ног, покаянно уронив голову на грудь.

– Еще раз, и в глаз. Ножом! Ты меня поняла? – спросил он и вилкой несильно кольнул ее в ухо.

– Я больше не буду, – всхлипнула она.

– Будешь не будешь, а было... Как была шлюхой, так и осталась...

– Я больше не буду! – с надрывом повторила она.

– Твое счастье, что я у тебя в долгу. Все-таки поила, кормила. Давала... Там у тебя джакузи, попробовать хочу.

Катька восприняла его слова как приказ, и вскоре Алик наслаждался теплой пенной водой и гидромассажными струями, на которых качался, как на волнах. Катька попробовала влезть к нему в доверие, но получила пинка под зад – сначала словом, а потом и ногой.

Она взяла отпуск, ходила за ним как за маленьким капризным ребенком, готовила ему разносолы, поила коньяком, угождала ему во всем. И в конце концов он смилостивился над ней и пустил ее к себе в постель. Как будто пресного супчика похлебал, но ей не сказал об этом. Не стал плевать в колодец, из которого пить еще и пить...

Через неделю она вернулась к работе. Но пообещала в августе отправиться с ним на заграничный курорт чуть ли не на целый месяц.

– Сейчас у нас напряженка, – сказала она. – Но к августу все уляжется. И документы тебе к этому времени оформим...

Ему нужно было обменять справку об освобождении на российский паспорт, затем оформить и заграничные документы. Катька избавила его от этих хлопот. Озадачила подчиненного ей юрисконсульта – пусть вертится, искупает свой маленький долг перед человеком, десять лет верой и правдой отмотавшим срок в колонии строгого режима.

Настроение у Алика было отменным. Никаких проблем, сырно-масленая жизнь, деликатесная жратва, фирменная выпивка. И покладистая баба под боком – симпатичная после бутылки коньяка, а после двух так и вовсе красавица.

Но скоро праздная жизнь ему наскучила, и он отправился к Анжеле. От Катьки он уходить не думал, просто прогуляться захотел, освежить, так сказать, ощущения.

Катька обещала ему машину в личное пользование, но у него даже не было прав, чтобы ее водить. И учиться не хотелось. Так что пока приходилось ходить пешком. Деньги на карманные расходы у него имелись, поэтому к дому Анжелы он подъехал на такси.

– Черт, совсем оборзели эти крутые! – выругался водитель, остановив машину перед большим черным джипом, возле которого стоял грозный атлет в черном костюме и при галстуке. – Когда уж их всех перестреляют!

На этот вопль Алик не обратил внимания. Дело в том, что недалеко от джипа, на тротуаре стояла Анжела, а рядом с ней – коренастый мужчина в таком же, как у атлета, строгом, но гораздо более дорогом костюме с антрацитовым отливом. За его спиной виднелся еще один охранник, еще более внушительный на вид, чем первый. Но Алика это не смутило.

Он расплатился с водителем, вышел из машины. Глядя на Анжелу, подошел к ней. А вид у нее не очень – напряжение в глазах, на бровях тревожная туча, щеки бледные, плечики скукожены. Мужчина улыбался, о чем-то бодро говорил ей, а она стояла перед ним как в воду опущенная. Страшно ей. И Алик догадался почему.

Он подошел к девушке, чуть протолкнув ее вперед, по-хозяйски, рукой задвинул себе за спину. В упор глянул на мужчину, ошалевшего от такой наглости.

– Ты, что ли, Полторанин? – сунув руки в карманы брюк, небрежно спросил он.

– Я не понял! – ошарашенно взвыл коренастый. – Ты кто такой?

– Значит, Полторанин... Ты что, не видишь, Анжела не хочет с тобой разговаривать? Не надо ей надоедать, слышишь!

Алик прекрасно понимал, что фактически нарвался на грубость. Но его это не пугало. Надоело ему киснуть у бабы под юбкой, захотелось хлебнуть адреналинчику вместо бескостного супца.

– Ты кто такой? – заорал на него Полторанин.

Он уже поднял руку, чтобы жестом спустить с цепи своих церберов, но пока еще не решался это сделать. Если Алик вел себя так борзо, значит, он чувствовал за собой силу, с которой, возможно, нужно было считаться. От напряжения и злости его мордастый лик налился краской, а нос уподобился летящему орлу, так широко и энергично раздувались крылья ноздрей.