Рейнольдс вернулся к своему «таурусу».

Открыл дверцу.

Сел за руль.

Завел мотор и заехал на парковку.

Джейми затаила дыхание, когда он остановил свою машину рядом с ее фургоном. Сквозь шум кондиционера в кабине до нее доносился негромкий рокот его мотора, и она по-прежнему видела, что он смотрит на нее.

И тут Рейнольде дал газ, покрышки взвизгнули, и из-под колес полетел гравий, когда его машина рванула с парковочной площадки.

Джейми распахнула дверцу навстречу душному воздуху. Газета, лежавшая у нее на коленях, отлетела в сторону, а монтировка, спрятанная в левом рукаве, выскользнула и упала на землю. Она подняла «глок» и прицелилась, готовая открыть огонь, но Рейнольдс был уже слишком далеко, приближаясь к мосту и распугивая ворон ревом двигателя.

Ресницы у Дарби дрогнули, и она открыла глаза. Она увидела стальное изножие кровати, а за ним — деревянный стул с темно-бордовым сиденьем и пятнами от пота. Она была в больнице. На стене за спинкой кровати висели часы. Половина седьмого. Судя по тусклому свету, просачивающемуся сквозь жалюзи, было утро.

«Интересно, сколько же я провалялась без сознания?» — подумала она.

Она пошевелила пальцами на руках и ногах. Отлично. Подняв руку к лицу, Дарби наткнулась на толстый слой бинтов, закрывающий правую сторону головы. Боли она не чувствовала.

Она помнила о том, что случилось, — еще один хороший знак. При сильных сотрясениях или тяжелых травмах головы такое случалось не всегда. Иногда пострадавший терял кратковременную память. Она помнила, что увидела, как Куп разговаривает с Пайном, и в этот момент дом взорвался. Летящие во все стороны щепки, обломки дерева и…

«Куп! Куп стоял возле самого дома, когда тот взорвался!»

Дарби медленно приподняла голову. В мозг ей ввинтился столб боли, похожий на раскаленную кочергу. Голова ее бессильно упала на подушку, и она со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы, чтобы удержать желчь, рванувшуюся к горлу.

Запищал аппарат. В палату вошла медсестра и ввела какую-то жидкость в шланг капельницы, тянущейся к ее руке.

Дарби уже проваливалась в сон, когда увидела стоящего возле постели Арти Пайна. Разорванную рубашку и торчащие из нее мускулистые руки покрывал слой копоти и засохшей крови.

— С тобой все будет в порядке, МакКормик, у тебя небольшая контузия. Ты слегка приложилась головой. Слава Богу, ты унаследовала от отца непробиваемый ирландский череп.

Она хотела спросить его о Купе, но не могла сосредоточиться.

«С Купом все в порядке, — сказала она себе, погружаясь в полудрему. — Пайн стоял рядом с Купом, значит, Куп жив. Контужен, но жив».

Когда она открыла глаза в следующий раз, комнату заливали яркие солнечные лучи. Прищурившись, она посмотрела на стенные часы: 09:13.

Дарби снова приподняла голову. Тошноты не было, зато появилась новая боль: в череп, в каждый его дюйм, как будто забивали гвозди. Желудок устремился к горлу, и она опять откинулась на подушки.

Врач, пришедший ее осмотреть, выглядел так, словно только что отпраздновал свое совершеннолетие. На нагрудном кармашке его белого халата виднелась надпись: «Больница общего профиля, Массачусетс». Он посветил ей в глаза фонариком и начал задавать вопросы.

— Как вас зовут?

— Дарби МакКормик.

— Где вы живете, мисс МакКормик?

— На Темпл-стрит в Бостоне. — Голос ее звучал едва слышно и хрипло. — Сейчас август, и я знаю, как зовут президента. Моя кратковременная и долговременная память не пострадали.

Врач улыбнулся.

— Меня предупреждали, что вы зануда.

— Кто?

— Ваши друзья, которые ждут в коридоре. — Он выключил крошечный фонарик. — У вас сотрясение мозга третьей степени, но оно не сопровождается более тяжелыми симптомами — потерей памяти или нарушениями зрения. Компьютерная томография также не выявила травмы головного мозга. Ваше лицо пострадало от осколков стекла. Когда снимут бинты, вы увидите паутину швов. Они заживут недели через три-четыре. Следов не останется.

— У меня ДИК.

— Что это еще такое?

— Дерьмовая Ирландская Кожа, — пояснила Дарби. — Так что шрамы останутся в любом случае.

Молоденький врач коротко рассмеялся.

— Ну, мы в состоянии это исправить, хотя и чуть позже, так что не беспокойтесь. Вы готовы принять посетителей?

— Конечно. Когда меня выпишут?

— Скорее всего, сегодня после обеда, — ответил он. — Мы накачали вас демеролом, чтобы вы могли поспать, не чувствуя боли. Вас тошнит?

— О да!

Демерол всегда плохо действовал на ее желудок.

— Это пройдет через несколько часов, — успокоил ее доктор. — Нужно, чтобы кто-нибудь отвез вас домой. Кроме того, вам следует…

— … соблюдать постельный режим, не волноваться, не перенапрягаться, и так далее и тому подобное.

Врач оставил ей указания относительно того, как промывать раны, и пообещал выписать рецепт на перкоцет. После его ухода Дарби воспользовалась больничным телефоном и позвонила директору тюрьмы «Седар Джанкшн» Скиннеру, объяснив ему, что с ней случилось и где она пребывает в данный момент. Скиннер сказал, что может устроить ей свидание с Иезекиилем в любое время дня, но попросил предупредить его хотя бы за час. Она пообещала перезвонить, как только ее выпишут из больницы.