С той минуты слуги Желтого Дьявола принялись методично измываться над паном Дылей и его товарищами. Над аквариумом постоянно горели ослепительные лампы. Температура за стеклом поднималась до сорока градусов.

Иногда приходил лысый и молча наблюдал, как узники погибают без воды и пищи. Он садился в кресло и равнодушно разглядывал обитателей аквариума. Рядом с ним становился толстяк со слезящимися глазами и играл для лысого на контрабасе траурные мелодии. Когда лысого не было, толстяк играл для его кресла.

Однажды мимо аквариума прошел человек, удивительно похожий на «мага» Абрбора. Вполне вероятно, что это и был Абрбор…

День ото дня муки пленников усиливались. Тоска и безысходность высасывала последние силы.

Случайно обнаружив в аквариуме сухой стебель тростника, пан Дыля смастерил из него дудочку и, желая поддержать друзей, стал наигрывать белорусские песни.

Толстяк, собиравшийся играть для кресла своего хозяина, подошел к стеклянной стене.

— Что вы играете? — восхищенно спросил он, подтягивая штаны, которые у него то и дело сползали.

— Гонзасек, — прошептал Чосек, расталкивая своего обессилевшего друга. — Ты когда-то блестяще владел искусством гипноза. Попытайся — сейчас или никогда!

Гонзасек поднялся и — начал танцевать. Пан Дыля понял его и стал подыгрывать.

Едва толстяк увидел танцующего под музыку Гонзасека, он уже не мог оторваться и смотрел, не понимая, что его завлекает.

Наконец Гонзасек, которому танец стоил последних остатков сил, почувствовал, что толстяк покоряется его воле, и тогда Гонзасек заговорил — теми особыми словами и тем особым тоном, которым говорят только мастера гипноза.

— Музыка, музыка звучит в твоем сердце, и пока она звучит, для сердца не существует более ничего, ибо музыка и есть весь мир и его правда!..

Приведя толстяка в состояние бессознательной внушаемости, Гонзасек приказал:

— Открыть футляр контрабаса! Достать все запасные струны!.. Великое доброе дело приносит душе успокоение и блаженство, оно согласно с ее порывами… Расслабились, еще расслабились, волны тепла растекаются по телу, радость переполняет его… Взять струны и связать их одна за одной!.. Затянуть сильнее!.. Так, хорошо!..

Связав все струны, толстяк перебросил их через край аквариума, Гонзасек взобрался на плечи Дыле, Чосек встал на спину Гонзасека и так дотянулся до струны.

Гонзасек дал команду тащить, и через минуту свершилось небывалое: трое друзей оказались на свободе. Правда, это была относительная свобода: за дверями зала и вокруг дома караулила усиленная охрана…

Однако честь не спрашивает об условиях: она сама создает их или гибнет в борьбе.

— Теперь или никогда, — сказал пан Дыля. — Думаю, контрабас не оскорбиться, если нас понесут в футляре!

Гонзасек повернулся к толстяку:

— Человек, ты слышишь голос величайшей гармонии — гармонии честных человеческих отношений!.. Сонливость одолевает тебя, ты закрываешь глаза и считаешь до десяти: раз, два, три!.. Сосчитав до десяти, ты закрываешь футляр и несешь его к себе домой! Раскрываешь в комнате, где нет никого, кроме тебя!.. Повтори свои действия!

Пан Дыля не терял времени даром: скрутил струны и спрятал их, спрятал и контрабас. Вся троица, не мешкая, улеглась в футляр и закрыла за собой крышку.

Музыкант добросовестно досчитал до десяти, защелкнул футляр и пошел к выходу.

— Эй, ты, вонючий граммофон, почему уходишь раньше срока? Что велел тебе хозяин?

— У меня разболелось плечо, — пожаловался толстяк. — Такая боль, что я поеду домой и прилягу. Передайте хозяину: завтра отыграю и за сегодняшний день!..

Потом была еще одна проверка и еще одна, особенно придирчивая — у выхода из здания, когда потребовали раскрыть футляр.

— А ну, покажи!

Толстяк разинул рот и приспустил штаны. Охранники покатились с хохота.

— Смекалки у тебя, пиликальщик, хоть отбавляй!.. Музыкант сел в свою машину и выехал за ворота.

— Просто не верится, что мы улизнули из пасти Желтого Дьявола! — сказал Чосек.

— Я чувствую, как мозг музыканта расторможивается от посторонних влияний, — сказал Гонзасек. — Нам надо бы выйти из футляра!

Но пан Дыля, не сомневаясь, что главное испытание еще впереди, уже буравил футляр стальной спицей.