Величественная синьора, не потеряв самообладания, предложила это сделать самим чиновникам, — протянула им ключ.

— Что у вас там?

— Сувениры для друзей. Народные поделки, которые когда-то весьма ценились и в вашей стране.

Чиновник, видимо, ожидавший взятку, ругнулся под нос и раскрыл чемодан. По всей его длине лежал пан Дыля, словно мертвый. Чиновник потрогал его пальцем.

— Смотри-ка ты!

— Из обыкновенной соломы, — сказала синьора выученную фразу и, перевернув пана Дылю, показала таможенникам Чосека, который тоже притворился неживым. — А этот из проволоки. Не правда ли, искусная работа?

— А не спрятан ли в этих игрушках, например, гашиш?

— А не спрятан ли в тебе обыкновенный дурак? — отчетливо послышались русские слова.

Таможенник оглянулся, не догадываясь, кто бы мог их произнести, и отнес услышанное на счет собственного воображения. Гашиш, золото в слитках, черная икра, старинные иконы, камни из Русского алмазного фонда, «усыновленные» и «удочеренные» дети, — это было ему понятно, а бразильская миллионерша, пожелавшая посетить могилы своих предков, — это было непонятно: «Тратить десятки тысяч рублей и долларов ради каких-то могил?..»

Так пан Дыля со своими друзьями оказался на родной земле.

Теперь можно было преспокойно смыться. Но пан Дыля посчитал это совершенно недопустимым.

— О благороднейшая Наталья Ивановна, — торжественно объявил он, оставшись наедине с синьорой. — Пришел час открыть вам новую тайну!

— Вы хотите сказать, мой нежный супруг, что пришел час и духам отправляться на небо? — проворковала синьора, и в глазах ее блеснули слезы.

— Именно, — пан Дыля ожидал расспросов, даже негодования, а тут все катилось, как по наезженной колее. — Сколько духу ни гулять, а пора и улетать!

— Вы говорите стихами. Но вы напрасно думаете, что я ничего не понимаю. Сначала я, правда, поверила вашему посланцу, но потом, когда случайно подсмотрела, как вся компания уплетает курятину и пьет виноградный сок, якобы предназначенный для небожителей, я обо всем догадалась!..

Услыхав эти слова, пан Дыля впервые в своей жизни упал в обморок: благородное сердце не выдержало угрызений совести.

Синьора окатила пана холодной водой из графина и затрясла за плечи:

— О не отчаивайтесь, мой милый, бесценный рыцарь, я никогда не подозревала вас в мошенничестве!

«Рыцарь» приоткрыл один глаз и простонал:

— Ужасно, синьора, неужели вы не были загипнотизированы?

— Конечно же, нет. Я с детства отличаюсь невосприимчивостью к гипнотическому влиянию, как большинство тех, в которых пробуждена личность. В двенадцаць лет я осталась без отца. Старинная фамилия и титул — вот все, что я имела, помимо огромного долга. И что же? На крошечной ферме я организовала разведение породистых лошадей и торговлю ими. Богатые ничтожества, ненавидящие потомственных аристократов, стали предпочитать наших лошадей. Моя ферма вошла в моду. Конечно, не без обычных в таком деле хитростей.

— И что же вы о нас думаете?

— Сначала события смешили меня, а потом я поняла, что вы честные искатели справедливости. Мне стало интересно: что из этого получится? В самом деле, что может быть любопытней для вдовы, нежели встреча с духом своего супруга? Сказать по правде, едва увидев вас, я поняла, что вы добры и благородны и, простите, сразу влюбилась!..

Тут пан Дыля вновь упал в обморок, и вновь стараниями Натальи Ивановны был приведен в чувство. Ему было стыдно за мистификацию. В то же время он жалел это одинокое и тонкое существо, принципиально отвергающее жалобы и микстуры, диеты и консультации у знаменитых шарлатанов.

— Я бы очень хотел, — искренне признался пан Дыля, — чтобы события, как в кино, открутились в обратном направлении до той минуты, когда мы случайно вступили на территорию вашего сада!

— Напрасно, — грустно возразила синьора. — Я русская и должна русским как соотечественница!.. Я догадываюсь, кто вы и ваши сотоварищи: все же иногда я заглядываю в газетки, тем громче называющие себя демократическими и свободными, чем меньше в них демократии и свободы… Я реалистка. И согласна с вами: общество, где царят торгаши, приобрело ныне удручающе однообразный и жалкий характер, это гнилое общество! Если раньше, соревнуясь, мир допускал некоторый плюрализм, то ныне дело идет ко все более ужасному подавлению нестандартной личности. Голосов плачущих уже не слышно, их заглушают рекламные оркестры. В людях все меньше духовности, достоинства, чести, индивидуальных примет… Я представляю старинный род и никогда не унижусь до восхваления тюремных режимов! Я хорошо служила и, надеюсь, продолжаю служить конституции страны, в которой живу. Но я никогда не изменю своей настоящей Родине. Родина для меня — земля и народ, которым человек из поколения в поколение отдает энергию и надежды, труд и любовь. Мы все дети Родины и в то же время Родина — наше детище, которое становится тем дороже, чем больше труда и страстей мы посвятили ему!

— Прекрасные слова, — пан Дыля поклонился синьоре. — Родина, действительно, — та земля и тот народ, ради которых сердце хочет совершать подвиги!

— Бедный Роберто, — едва приметно усмехнулась синьора, и по лицу ее, прекрасному лицу человеческой осени, озаренному лучшими воспоминаниями, пробежала тень. — Увы, Роберто никогда не мыслил такими категориями. Браво, героический дух трусливого и слабого человека!.. Да, вы правы, — добавила она твердо. — Подлинная жизнь — это когда человек совершает подвиг, рискуя при этом удобствами, положением и даже судьбой!