Говорил я по-прежнему задиристо, поскольку считал, что именно так и должен вести себя в баре настоящий мужчина.

Обстановка все накалялась, посетители бара с испугом ожидали того, что неминуемо должно было случиться. Бармен говорит:

– Здесь драться не положено, парни! Угомонитесь!

Керли шипит:

– Не волнуйся, мы его на улице достанем, когда он выйдет.

И тут появляется настоящий гений. В каждой сфере жизни имеются свои первоклассные специалисты. Этот подходит ко мне и говорит:

– Здорово, Дан! Я и не знал, что ты в городе! Рад тебя видеть!

А потом обращается к Керли:

– Привет, Пол! Познакомься с моим другом Даном, вот он. Думаю, вы, ребята, сойдетесь. Может, пожмете друг другу руки?

Пожимаем мы друг другу руки. Керли говорит:

– Э-э, рад знакомству.

А гений наклоняется ко мне и шепчет:

– А теперь мотай отсюда и побыстрее!

– Но они же сказали что…

– Мотай, тебе говорят!

Я взял пальто, выскочил на улицу. И пошел, держась поближе к стенам домов - на случай, если они бросятся искать меня. Однако из бара никто не вышел, и я благополучно добрался до моего отеля. Лекция, которую я прочитал в тот вечер, была последней, поэтому больше я в «Алиби-Рум» не появлялся, - по крайней мере, в слеующие несколько лет.

(Лет десять спустя я заглянул туда, там все изменилось. От былой изысканности и уюта ничего не осталось, бар стал грязноватым да и сидели в нем личности явно сомнительные. Я поговорил с барменом, уже другим, рассказал ему о прежних временах. «Ну да!
– сказал он.
– Тут обычно ошивались букмекеры со своими девочками». Только тогда я и понял, почему посетители выглядели такими обходительными и элегантными и почему в баре все время звонили телефоны.)

На следующее утро, встав и взглянув в зеркало, я сделал новое открытие - оказывается синяку под глазом для окончательного вызревания требуется несколько часов. Когда я вернулся в Итаку, то зашел к декану, мне нужно было передать ему кое-какие материалы. У него сидел профессор философии, который, увидев синяк под моим глазом, воскликнул:

– Ух ты, мистер Фейнман! Только не говорите мне, что налетели на дверной косяк.

– Вовсе нет, - ответил я.
– Всего лишь подрался в уборной бара - в Буффало.

– Ха-ха-ха, - расхохотался он.

Оставалась еще одна проблема - мне предстояло прочесть лекцию студентам. В аудиторию я вошел с опущенной головой, уставясь в мои заметки. А когда пришло время начать, поднял голову и произнес слова, которые произносил перед каждой лекцией, - только на этот раз тон мой был намного резче:

– Вопросы есть?

Давайте сюда мой доллар!

Из Корнелла я часто ездил домой, в Фар-Рокавей. Как-то раз, когда я был там, зазвонил телефон - МЕЖДУГОРОДНЫЙ ЗВОНОК, аж из самой Калифорнии. В те дни междугородный звонок означал, что сейчас произойдет нечто очень важное - тем более звонок из такого чудесного места, как Калифорния, находящаяся в миллионе миль от моего дома.

Человек на другом конце линии спрашивает:

– Это профессор Фейнман из Корнеллского университета?

– Совершенно верно.

– С вами говорит мистер Такой-то из самолетостроительной компании «Такая-то и такая-то».

Речь шла об одной из крупнейших калифорнийских компаний, к сожалению, теперь уж не помню о какой. А он продолжает:

– Мы намереваемся создать лабораторию для разработки самолетов с ракетными двигателями на ядерном топливе. Ее ежегодный бюджет составит столько-то миллионов.

И называет внушительную цифру.

Я говорю:

– Минуточку, сэр, я не понимаю, зачем вы мне-то об этом рассказываете.

– Вы просто послушайте, - отвечает он.
– И я вам все объясню. Только позвольте мне сделать это в привычной для меня манере.

И рассказывает дальше - какое число людей будет работать в лаборатории, столько-то на таком уровне, столько-то докторов на другом…

– Извините, сэр, - говорю я, - но, по-моему, вы позвонили не тому человеку.

– Я говорю с Ричардом Фейнманом, Ричардом П. Фейнманом?

– Да, но вы…

– Будьте добры, позвольте мне закончить, сэр, тогда мы и обсудим этот вопрос.

– Хорошо!
– я закрываю глаза и выслушиваю всю его галиматью, все подробности большого проекта, так и не понимая, зачем он вываливает на меня эти сведения.

А он, добравшись до конца, говорит:

– Я рассказываю вам о наших планах, потому что мы хотели бы узнать, не согласитесь ли вы возглавить эту лабораторию.

– Вы уверены, что разговариваете с тем, с кем хотели поговорить?
– говорю я.
– Я профессор теоретической физики. Не инженер-ракетчик, не инженер-самолетостроитель, ничего подобного.