Творцом нового порядка выступила партия, парадоксально сочетавшая антинациональный дух и презрение ко всему русскому с удивительной, непревзойденной способностью эксплуатировать русские этнические чувства. Грандиозная динамика большевизма питалась ущемленными русскими интересами. Но ее результатом стало строительство несравненно более антирусского порядка, чем старый, разрушенный самим же русским народом под водительством большевиков.

Раздел II РУССКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ ПРИ КОММУНИСТАХ

Глава 7

АНТИРУССКАЯ ИМПЕРИЯ

Как хорошо известно, результаты революций обычно противоположны вызвавшим их ожиданиям. Итогом русского национального восстания против империи стало не «Беловодье» здесь и сейчас, не «свободный труд свободно собравшихся людей», а новое, несравненно более тяжелое ярмо для русского народа. В старой империи русской силой пользовались как данностью, воспринимая ее как sine qua поп существования России. Русские не имели с этого никаких дивидендов, но уж, конечно, никому в голову не приходило наказывать их за факт самого их существования. Именно это и устроила русским коммунистическая власть: эксплуатируя русских в несравненно больших размерах, чем старая империя, она в то же время постоянно била их по голове, наказывая за саму русскость, которую старалась вытравить, уничтожить. Если Старый порядок был нерусским, то новый — последовательно, целеустремленно и открыто антирусским. По крайней мере, первые пятнадцать лет существования Советской власти.

В чем же проявлялась стратегическая русофобия коммунистической власти? Во-первых, в перекачке экономических, финансовых и людских ресурсов из великорусского ядра на национальную периферию. Был взят директивный курс приоритетного развития национальных окраин и отсталых регионов за счет более развитых, в первую очередь великорусских и украинских. «На протяжении всех [19]20-х годов для национальных регионов был характерен более высокий удельный вес нового строительства, чем в целом по Союзу. Если в первую пятилетку (1928-1932 годы) капиталовложения в новое строительство по отношению ко всей сумме капиталовложений в промышленность составили по СССР в целом 42,4%, то по республикам Закавказья этот показатель составил — 65%, по БССР — 58,3, по Казахской ССР —63, по Туркменской ССР —74,3%. Во второй пятилетке в восточные районы было направлено около половины всех капиталовложений, направляемых на новое строительство объектов тяжелой промышленности»225. За финансовыми потоками из центра на окраины следовало перемещение предприятий и трудовая миграция, ведь собственных квалифицированных кадров в национальных регионах попросту не было.

Даже индустриализация Украины с ее преимущественно занятым в сельском хозяйстве местным населением на первых порах осуществлялась русскими руками: «...В середине [19]20-х годов на Украине доля русских среди рабочих промышленности была равна 35%, среди специалистов и руководителей, занятых в промышленном производстве,— 37%, что было выше доли русских в занятом населении республики в 3 раза». А на национальной периферии, например, в Грузии или, тем более, в Узбекистане, доля русских в индустриальном производстве во много раз превышала их долю в населении республик. В Узбекистане середины 1920-х гг. русские составляли всего 5% республиканского населения и в то же время 40% всех рабочих в промышленности и около 70% специалистов226.0 решающей роли русских в развитии индустрии национальных республик можно судить по их доле в численности городского населения: в 1939 г. русские составляли 35,7% городского населения Азербайджана, 35% — Узбекистана, 58,4% — Казахстана.

Фактические «репарации» со стороны бывшей «угнетающей нации» не ограничились лишь начальной стадией социалистической модернизации, перекачка средств и ресурсов составляла магистральную тенденцию советского строя на протяжении всей его истории. России и русским суждено было служить мотором социалистического строительства и источником ресурсов для ускоренного развития национальной периферии. Эту жертвенную роль с ними делили украинцы и белорусы.

225 Вдовий А. И., Зорин В. Ю., Никонов А. В. Русский народ в национальной

политике. XX век. М., 1998. С. 200.

226 Русские (Этносоциологические очерки). М., 1992. С. 105.

227 См.: Martin Т. The Affirmative Action Empire. Nations and Nationalism

in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca, 2001.

Это не миф патриотической историографии, а научный вывод, который содержится и в работах ряда западных исследователей. СССР, как утверждается в одной из недавних монографий по истории национальных отношений в довоенном Советском Союзе, представлял собой «империю аффирмативных акций»227, то есть проводил сознательную и целенаправленную стратегию развития и поощрения советских меньшинств, этнической периферии. Требовавшиеся для этого значительные ресурсы изымались у восточнославянского этнического ядра; в сущности, само это ядро было главным ресурсом — и заодно жертвой — нового строя. Неслучайно английский историк Джеффри Хоскинг назвал свою фундаментальную книгу о русских в Советском Союзе «Правители и жертвы»228.

Впрочем, зачем искать пророка в чужом отечестве? По словам крупного большевистского лидера, председателя Совнаркома Алексея Рыкова, «колониальная политика... Великобритании, заключается в развитии метрополии за счет колоний, а у нас колоний за счет метрополий»229.

С чисто экономической точки зрения целесообразность и рациональность этой политики была более чем сомнительна. В чем легко убедиться, посмотрев на экономические показатели СССР закатной эпохи. Только три из пятнадцати советских республик — РСФСР, УССР и БССР (возможно, еще Азербайджан) служили донорами союзного бюджета, остальные — его реципиентами. Таков красноречивый итог политики «равномерного размещения» промышленности, производительных сил в Советском Союзе. Ее частичные достижения и успехи не поколебали значения России и Украины как экономического ядра страны.

228 Hosking Jeoffrey. Rulers and Victims. The Russians in the Soviet Union. Cambridge, Mass.; London, 2006.

229 Цит. по: Национальная политика России: история и современность.

М., 1997. С. 303.

230 Русские. С. 99.

В той мере, в какой эта политика удалась на национальной периферии, она была следствием преимущественных усилий восточнославянского этнического ядра, составлявшего костяк индустриальных рабочих и инженерного корпуса страны. На исходе советской эпохи «почти во всех республиках (кроме Белоруссии и Армении) в составе занятого русского населения... относительная численность работников индустриальных отраслей была выше, чем у коренных национальностей, особенно в республиках Средней Азии». В новых промышленных центрах последней коренные жители составляли всего 20% против 50-60% в крупных и малых городах со старой промышленностью. Даже на Украине русские составляли более четверти всех занятых в индустрии230.