Осип Брик, ЛЮ, Василий Абгарович Катанян, конец 30-х годов

В музее Маяковского при московской школе № 1274, начало 70-х годов

Слева направо: Василий Абгарович Катанян, ЛЮ, Маруся Бурлюк, Семен Кирсанов

ЛЮ с Николаем Черкасовым, загримированным под Маяковского для спектакля «Они знали Маяковского». Ленинград, 1955 год

Слева направо: Надя Ходасевич-Леже, ЛЮ, В.А. Катанян. На открытии музея Леже в Париже, 1959 год

Незаконченный портрет ЛЮ и Маяковского Фернана Леже, 1955 год

1966 год

В Париже на выставке «20лет работы Маяковского», 1975 год

Балет Ролана Пети «Зажгите звезды» (1972 год), посвященный ЛЮ и Маяковскому

В Париже с Франсуа-Мари Банье, 1975 год

1975 год

Поле под Звенигородом, где рассеян прах ЛЮ

Я всегда вспоминал ее слова, когда видел его царевича Алексея или генерала Хлудова в «Беге», которого он играл потрясающе.

Когда Черкасов приезжал в Москву, ЛЮ всегда звала его с Ниной Николаевной, его женой, обедать и ужинать. Он буквально объедался горчицей, которую ЛЮ собственноручно готовила в его честь. Накануне его приезда она начинала в большой миске растирать горчицу с медом и оливковым маслом — гигантскую порцию. Что оставалось, давали ему в банке с собой в Ленинград.

Мне Черкасов нравился — он был веселый, общительный, добрый. Рассказывал много историй с матерщиной, это было никак не похабно, а остроумно. Помню сценку на узбекском базаре или охотника с больным животом. Очень смешно он показывал театрального критика, которому дали билет не во второй ряд, а в двадцатый… Эту пантомиму очень любил смотреть Сергей Эйзенштейн. Когда он привез к нам на занятия Черкасова, то велел ему показать «Критика» и, заливаясь смехом, попросил повторить.

Нина была умная женщина, которую Черкасов любил и с мнением которой очень считался. Артистка она была небольшая, но все отлично понимала. Лиля Юрьевна как- то много говорила с ней об Эйзенштейне, Нина читала ей куски из своих воспоминаний. Она редко смеялась, но была остроумной. Для какого-то сборника Нине предложили написать воспоминания о Шостаковиче. Валентина Георгиевна Козинцева ей заметила, что это не совсем этично: Нина играла в подоночной пьесе жену Шостаковича, а пьеса была антишостаковичская. «Ну, я ее и играла плохо», — нашлась Нина.

После смерти Черкасова она продолжала дружить с Лилей Юрьевной и моим отцом. Каждый раз, как я ехал в Ленинград, я отвозил ей от ЛЮ то конфеты, то духи, то красивую косынку. Нина иногда звонила или писала открытки, но прежнего общения, как раньше, уже не было, поскольку не было Николая Константиновича. Я был удивлен, что Нина никак не отреагировала на смерть моего отца, но потом узнал, что она впала в глубокую депрессию и летом 1980 года окончила свои дни в психиатрической больнице.

Из календаря от 14 июля 1951 года: «Когда возвращалась из лавки, встретилась с Леонидом Утесовым».

Дело было на Николиной горе, дачном поселке, где Лиля Юрьевна снимала дачу в пятидесятых годах. Леонид Утесов приехал к кому-то в гости и, гуляя с хозяевами после обеда, встретил Лилю Юрьевну. С ним был его зять Альберт Гинделыптейн. Оба они буквально бросились на нее, словно не видели ее сто лет, что, вероятно, так и было. Долго восклицали, а потом решили, что увяжутся за ней, а хозяева пойдут готовить ужин. «И повкуснее!» — крикнул им вслед Утесов.

Альберт говорил ЛЮ, как давно он ее любит, но Леонид Осипович заметил, что все же в два раза меньше, чем он, ибо Альберт в два раза моложе его.

Я же еще увивался вокруг вас в Одессе в двадцатых годах. Помните?

Не помню, ибо никогда не была в Одессе.

Были! Были! Вы же приезжали туда с этим — как его? — у вас с ним был роман, и останавливались вы в «Лондонской». Об этом говорил весь город!

Да, действительно. И «Лондонскую» помню, и пляж, и как у вас сидели до утра, тоже вспомнила, а вот поклонника не помню.