– Я видел. Ты не понял, Маркус. Я – это я. Нет одного Гарвина или другого. Я все помню.

– Ну помнишь, помнишь, ладно. Но на меня это все равно впечатление произвело ого-го какое. Чтоб Лена – с кинжалом! А хорош ножик, правда, девочка?

– Ххоррош, – выстучала зубами Лена. Милит, притащивший ведро воды, решительно вышел. Маркус с надеждой произнес:

– Чаю принесет. Почему так: исцелили, а все равно пить хочется?

– Исцеление – это только ускорение естественного… – начал объяснять Гарвин, но махнул рукой. – Какая разница… Главное, ты… Прости, Маркус.

– Простить? Тебя? Чтоб ты у меня опять начал пряники в карты выигрывать? Вот! Лена, он хочет быть наказанным, а я придумал наказание: пусть мне все пряники отдает!

В веселье Маркуса нормального было тоже мало, но Лене было ясно: он рад, просто феерически рад, что все кончилось, что они остались впятером, что они вместе, все живы. Милит принес большой чайник, налил кружку Маркусу, потом начал поить Лену. Чай обжигал небо, два дня потом придется только тепленькое есть и ни в коем случае не брать в рот ни кислых яблок, ни хрусткого печенья.

– Не отравлено? – мрачно пошутил Гарвин. Или спросил всерьез. И Милит всерьез ответил:

– Нет, я проверил.

Шут заинтересовался и начал выспрашивать, как же можно проверить еду или напиток на наличие яда. Милит не очень вразумительно отвечал. Он не мог объяснить слепому, чем бежевое отличается от кремового. Гарвин тоже попросил чаю. Кружку он держал обеими руками, то ли грея их, то ли не имея достаточно сил, чтобы донести ее до губ. Выглядел он даже не жутко, а намного хуже. Милит намочил полотенце и начал отмывать его от крови, а тот даже и не реагировал, словно не его вместе с кружкой Милит вертел и тер. Потом он тихо попросил:

– Усыпи меня, Милит. Сам не засну, а надо бы. И когда будить будешь, держи у горла кинжал.

Милит кивнул, положил руку на глаза Гарвина. и у того мгновенно ослабла рука, пустая кружка выпала и начала кататься по полу, мерно стукая ручкой. Милит занялся хозяйством: тем же полотенцем смыл кровь с пола, вынес воду, забрал кружки. Гарвин спал.

– Тяжело ему, – тихо сказал Маркус. – Не хотел бы я оказаться на его месте.

– Справимся. Ты сам-то как?

– В раю. По сравнению с тем, что было. Как ты выдержал столько, а? У тебя ж вся рожа была спалена, и плечо…

– Я полуэльф. Мы гораздо выносливее, Маркус, это не слова.

– Не очень понимаю. Я силой воли вроде тоже не обижен.

– Организм крепче. Может, даже менее чувствительны к боли. Но это было… Даже вспоминать не хочется. Так что я тебя очень хорошо понимаю.

– А она вот не верит. Делиена, ну правда. Вполне нормально. То есть болит, но очень терпимо. Голова кружится, так это от исцеления.

– Ты прислушайся к нему, – вдруг посоветовал шут. – Ты ведь и его чувствуешь. А лучше поверь на слово. И ему не плохо, и мне тоже. У меня даже почти не болит голова, просто слабость. И с Гарвином все будет хорошо.

– Ты так говоришь, будто точно знаешь, – заметил Маркус, смачно зевая. – Ох, поспать, что ли?

И почти мгновенно тихонько захрапел. Фантастическая способность Маркуса засыпать в любом месте, в любое время и в любой позе приводила в восторг не только Лену, но и Милита с шутом, тоже не страдавших бессонницей. Шут поцеловал ее в щеку и удивленно протянул:

– А я ведь точно знаю. Странно.

– Расскажи, что было, Рош. Как ты меня вытащил?

– Я тебя не вытаскивал. Просто видел… там. Тебя и Гарвина. А они не видели почему-то… Лена, скажи, вот когда было Кольцо… Ты… тебе не показалось, что это похоже… на океан?

– Первое, что я подумала. Сурово как-то. Может, жестко… Но все равно похоже. То есть у нас все-таки – магия?

– Видно, да. Не бойся за Гарвина. Даже если это случится еще раз, ты его снова вытащишь. Тебе это не опасно, мне кажется. Ты совсем не умеешь ненавидеть, как… тот. Ты можешь возненавидеть на пять минут… ну на час. А постоянная холодная и расчетливая ненависть – нет. Ты на это не способна совсем.

– Можно подумать, что ты способен.

– Не знаю. Мне кажется, что нет, но я просто не оказывался в положении, когда ничего, кроме ненависти, не остается. Вот как Гарвин.

– И я не оказывалась.

– Не сравнивай. Я не знаю, что буду чувствовать, если вдруг потеряю тебя. Может быть, именно это.

– Рош…

– Не спорь, а? Ты – не будешь. Ты другая. Ты будешь оплакивать, а не мстить миру. Ты бы поспала.

– И ты.

– И я.

Они заснули, потому что очень хотели, чтоб другой поспал, желания перемешались и реализовались. И спали долго, особенно Лена. Бедный шут, наверное, затек совершенно, потому что он смотрел на нее когда она открыла глаза, и похоже, не спал давно. Как замечательно просыпаться и сразу целовать его.