Шрифт:
— Верно.
— Я думаю, должен быть маяк и на Нативити.
— Там его нет.
— Кристи, нам бы следовало купить более подробную карту этого участка.
— Не было, — ответила она. — Я спрашивала в Майами.
Некоторое время я изучал карту. Отмель Нативити была вытянутой формы, с тремя крохотными рифами в самом центре. Глубина отмели колебалась от нуля до двенадцати морских саженей в момент отлива. На отмели Калаверы и Марии Магдалены претендовал Гондурас, что было достаточно нелепо: суши там не хватило бы даже для футбольного поля.
Я измерил стрелками компаса протяженность отмели Нативити и определил, что она составляет около пяти морских миль, ширина нигде не превышает трех миль и почти вся она находится под водой. Весьма обширная площадь, чтобы искать небольшое суденышко.
— Дело выглядит нелегким, — заключил я.
— Я знаю. Но у нас уйма еды, воды и времени.
— Ты должна рассказать мне и другие подробности.
— Других подробностей нет.
— Все, что ты вспомнишь о той ночи… малейшую деталь.
Она медленно покачала головой.
— Ты не видела маяка на отмели Нативити. А землю видела? Какой-нибудь из этих трех рифов?
— Я не видела ничего в ту ночь, кроме бурунов… Они были везде, повсюду. Я даже не представляю, как плот их проскочил. Был только страшный треск и шум прибоя.
— Ну ладно… Посмотрим.
— Мы найдем его, — убежденно сказала она. — Непременно найдем!
— Еще один вопрос. Где на «Буревестнике» были спрятаны изумруды?
— В балластном киле. Свинцовый киль был отлит в Картахене вместе со стальным контейнером с изумрудами внутри. Затем свинцовый киль был прикреплен болтами к деревянному.
Некоторое время я молча смотрел на нее.
— Ты хочешь выпить? — спросил я наконец.
— А что произошло?
— Девять порций, а? Крис, ведь свинцовый балластный киль тридцатичетырехфутового парусника должен весить почти четыре тысячи фунтов.
— Нет, основной балласт «Буревестника» находился внутри. Свинец был лишь дополнительным балластом.
— Хорошо, но все равно можно говорить о восьмистах или о тысяче фунтов, если свинец служил лишь средством контрабанды. Как мы поднимем тысячу фунтов со дна?
— Я думала об этом. Наши рычаги — это «Херувим» и мачта, корпус — наша платформа, и мы…
— Погоди. Я никогда не считал тебя глупой. Задача в том, чтобы подвести «Херувима» к середине отмели, бросить якорь прямо над скалой и запустить лебедку. Вполне вероятно, что это окажется невозможным из-за того, что там слишком мелко… И еще один момент… Свинцовый киль — самая нижняя часть «Буревестника», и он мог первый натолкнуться на риф. Он может оказаться здорово поврежденным, как и цилиндр с изумрудами.
— К чему рисовать столько ужасов! — сказала Кристин. — Все будет хорошо вот увидишь.
Я отложил в сторону карты и навигационные инструменты. Либо Кристин не отдавала себе отчета в серьезности ситуации, что было не похоже на нее, либо она еще что-то утаивала и снова мне лгала.
Было жарко — свыше девяноста градусов [3] при очень высокой влажности. Давление слегка упало, но затем стабилизировалось. Море искрилось и переливалось под ярким солнцем. По неловкости я уронил за борт отвертку и смотрел, как она по спирали опускалась все ниже и ниже, пока стальной стержень не превратился в блестящую точку, которая затем исчезла в глубине.
3
По Фаренгейту. Примерно 32 градуса по Цельсию.
Мы немного поплавали, выпили по паре бокалов, снова поплавали, а когда опустились сумерки, поужинали в кокпите хлебом и холодной консервированной говядиной с оливками. Раскаленный красный шар солнца опустился в море, и на небосклоне появились Венера и Марс.
Я включил ходовые огни. Некоторое время мы сидели при красном свете нактоуза, притихшие и несколько погрустневшие, затем Кристин спросила:
— Почему мы здесь?
— Я задаю себе этот вопрос десять раз на дню.
— Нет, я имею в виду, почему мы дрейфуем? Почему не идем своим курсом?
— Потому что ждем попутного ветра.
— Ведь у этой штуки есть двигатель, правда же?
— Нам может понадобиться уйма горючего, когда мы будем толкаться возле рифов.
— Ты сегодня не подзарядил батареи.
— О'кей. Примерно час мы будем плыть в сторону юга.
Мы двигались к югу почти два часа, затем я остановил двигатель, и «Херувим» лег в дрейф.
Волнение началось где-то после полуночи, а спустя несколько часов задул северо-восточный пассат и понес нас к цели со скоростью четырех узлов.