– Это понятно, - отозвался не молодой уже боец, - но сливочное пирож-ное….

– Да, детский сад какой-то!
– Лейтенант укоризненно покачал головой, но затем улыбнулся и хлопнул бойца по плечу.
– Не серьезно, бойцы! Но ведь поверят!

В плотной тишине густого сумрака тесной одиночной палаты, слушая свой пульс, Андрей успел перебрать в памяти всю свою недолгую жизнь. Про-шло меньше трех лет с того теплого сентябрьского денька, обласканного солнцем и привеченного нежным ветерком, когда жизнь…, его размеренная, распланированная и осмысленная жизнь превратилась в неумолимый бег на перегонки со временем, пространством и постоянной опасностью, ради простого выживания. Все это в очередной раз казалось нелепым и ненужным…. Усталость, вот что чувствовалось, не ощущалось, потому, как выспаться, за последние сутки безделья он успел, а именно чувствовалось. Усталость от постоянной непредвиденности происходящего, от неопределенности будущего и безысходности настоящего, чувство, давящее на рассудок многотонной плитой беспрерывных переживаний. Мысли о направлении, цели, маяке, к которому стоит стремиться, сменились осознанием того, что последнее время он просто плывет по течению, напрягаясь лишь тогда, когда этого требует само течение, стечение обстоятельств. В его жизнь периодически входили новые люди и, сыграв определенную роль в очередном эпизоде, исчезали, принося себя в жертву и тем самым позволяя выжить Андрею, выбрасывая его на новый виток событий чьего-то грандиозного и выходящего за рамки человеческого понимания плана. Так значит, он всего лишь пешка в чьей-то масштабной игре? Такая мысль не могла найти в голове полочки, не имела права существовать. Андрей в очередной раз сказал себе, что он, только он и никто больше в ответе за то, что с ним происходит. Но тогда, многие вещи, события, явления, переставая быть течением, лишившись чей бы то ни было, возможно и божественной воли, не складывались, выпадая из мозаики причинно-следственных связей самоанализа поступков и последующих событий, кроме относительно небольшой части. С другой стороны, возникновение течения могло быть обусловлено не обдуманностью его поступков в целом. Когда последний раз он занимался планированием и действовал в соответствии с составленной в голове схемой? Нет, время от времени он все же принимал сознательные и обдуманные решения. Иногда эти решения имели кардинальное значение в жизненном повороте, но все же, чисто его решения зачастую поворачивали его совсем не в том направлении, которое можно было бы охарактеризовать как верное. И тогда, появлялся че-ловек, который, действуя на основе своих решений, изменял судьбу Андрея в лучшую сторону. А сам Андрей просто доверялся решениям этого человека. Снова течение! Однако, довериться или нет появившемуся человеку, это уже решение Андрея. Как же это все сложно! А вывод? Существует течение, некий грандиозный план, поддающийся корректировкам частных решений? При этом, вплетаясь во всеобщий план, корректирующие его частные решения в свою очередь, как и общий план, подвержены корректировкам частными решениями других индивидов? Сумбур? Или приоткрытие завесы в понимании факторов, из которых складывается пресловутая судьба? Что есть фактор решающий, а что - второстепенный?

Скрипнула приоткрывающаяся дверь. Зажегся, ударивший по глазам свет. В пределах видимости возникла физиономия санитара:

– Не спится тебе. Оно и к лучшему.

Санитар отстегнул удерживающие Андрея зажимы, в виде широких ли-пучих лент, надежно прижимающие человека к койке по запястьям, локтям, щиколоткам, коленям и груди. Поставил юношу на ноги и, заломив за спину руку, подтолкнул к двери:

– Шуруй, давай.

– Не понимаю, зачем Вы меня так часто в туалет водите. Я и не пил столько. – Андрей с трудом переставлял затекшие от длительного пребывания в одном положении ноги.

– Положено. – Безразлично отозвался санитар. – Один раз, каждые пол-тора часа посещение санузла.

– А если я не хочу, физиологически?

– Это, братец, твои проблемы.

Втолкнув Андрея в уборную, санитар буркнул: «Пять минут» и закрыл дверь. Андрей с тоской уставился на выскобленный унитаз, стараясь не дышать едким запахом хлорки.

– Ну, и зачем меня к тебе привели? – Спросил Андрей у унитаза. – Не знаешь? Вот и я не знаю.

Дверь открылась. Правая рука вновь оказалась бесцеремонно, до боли, заведенной назад. И снова безликая койка в безликой палате, и широкие лип-кие ленты, плотно прижавшие тело к жесткому матрасу. Свет погас. Спать не хотелось. Размышлять не хотелось. Сконцентрировавшись на формирующихся рассветных тенях, Андрей стал придумывать истории для прорисовывающихся на потолке оттисков ветвей. Видимо окно его палаты выходило на восток и первые косые лучи солнца, проходя сквозь кроны сосен, бросали причудливо изогнутые тени на бледно освещенный прямоугольник потолка. Решить, на каком он этаже, Андрей так и не смог, доставка в лифте между санитарами не давала возможности судить с уверенностью, но судя по теням, выше деревьев. Пятый, шестой? Нашел о чем думать….

Дверь снова скрипнула. Зажегся свет.

– Опять?! – Возмутился Андрей. – Полтора часа не прошло!

В пределах ограниченного обзора вновь всплыло знакомое лицо сани-тара, в этот раз с легкой ухмылкой:

– Забирают тебя от нас.

– Сейчас? Куда?

– Ну-ну, не нервничай! – Санитар похлопал юношу по руке. – Куда, не знаю, мое дело маленькое. А сейчас ли? Не-е! Еще покемарить успеешь.

– Выспался уже! Когда забирают? – Теряясь в предположениях, Андрей упорно возвращался к мысли о Виноградове, вспоминая, как тот злобно смот-рел в его сторону, когда солдаты выводили их с Аллой из диагностического бокса. – Или тоже не знаешь?

– Отчего же, знаю. – В руках санитара появился шприц. – Минут через сорок, может через час. А подремать все равно придется.

– Что это? – Андрей дернулся, ощутив, как санитар освобождает от лип левую руку и, загнув рукав, придавливает запястье коленом. – Тише парень, тише. Это всего лишь успокоительное, легкий раствор модифицированного барбитурата, будешь ощущать небольшую слабость похожую на сон в объятиях ваты, хи-хи. Для твоей же пользы, чтоб делов не натворил.

– Я же спокойно себя вел! – Простонал Андрей, когда игла вошла в вену.

– Ну, спокойно, не спокойно, мое дело маленькое. Велено уколоть, зна-чит уколю. Ты не переживай, это даже приятно.

По руке прокатилась волна жара, переходящая в легкое туманное тепло, разливающееся вязкой слабостью по всему телу. «И действительно, похоже на ватное одеяло», подумал Андрей, теряя очертания санитара.

Белая муть, воспринимаемая зрением вместо привычной картинки, ос-нованной на отраженном от предметов свете, не позволяла Андрею разглядеть того, кто срывающимся на крик голосом, раздавал команды направо и налево. Но слух, даже в этом отстраненно-приглушенном состоянии, не мог ошибиться. Рядом присутствовал Виноградов! Беспрестанно ругающийся и на кого-то ору-щий….

Андрей постарался сконцентрировать плавающее сознание на голосах, то приближающихся, то отдаляющихся, но смог уловить лишь общий смысл и интонацию. Похоже, майора не устраивало теперешнее состояние Андрея, а са-нитар оправдывался спущенным указанием. Кто-то двигал его безвольным те-лом, словно тряпичной куклой…. Хруст сломанной ампулы…. Ворчание…. Ощу-щения снова провалились в ватную перину, чтобы вернуться в более привыч-ном состоянии.

Молочная пелена спала. Андрей снова ощущал свое тело, но посылае-мые мозгом сигналы запаздывали, делая движения вяло-заторможенными. В таком состоянии он точно не смог бы убежать, даже сильно захотев.