Питер поежился. Нет, с таких мыслей нельзя начинать день. Лаура любит его, и неважно, что они почти незнакомы. Если потребуется, он согласится некоторое время пожить в Испании. На что только он не пойдет ради нее…

Питер встал и быстро оделся. Ему не терпелось повидаться с Лаурой, поговорить с ней о том, что ожидает их впереди. Он без труда нашел ее комнату. Но не успел он постучать, как дверь с силой распахнулась, и на пороге возник разъяренный Иларио. Его лицо покраснело, с губ так и сыпались ругательства. Увидев Питера, он вздрогнул.

— Доброе утро, — сдержанно приветствовал его Стентон.

При виде Иларио его охватило нехорошее предчувствие. Что он делал в комнатах Лауры в такую рань? Естественно, не желал ей по-братски доброго утра… Какие еще оскорбления пришлось перенести его хрупкой девочке?

Питер посторонился, пропуская Иларио. Тот презрительно сощурился и, обернувшись назад, обратился к кому-то в глубине комнаты:

— А вот и очередной защитничек пожаловал. Надо отдать тебе должное, я недооценил тебя. Только вот чем он тебе поможет…

С этими словами Иларио вышел из комнаты.

— Что он наговорил тебе? — спросил Питер с тревогой.

Он шагнул в комнату и притворил за собой дверь.

— Ничего такого, что стоило бы повторять в приличном обществе, — резко рассмеялась Лаура.

Она стояла посередине гостиной в тонком желтом халатике, который удивительно гармонировал с ее смуглой кожей и черными волосами. Однако Питер невольно отметил, что она не выглядит ни оскорбленной, ни подавленной. Ее глаза воинственно горели. Он в очередной раз подумал, что Лаура Кавадос меньше всего похожа на человека, который нуждается в чьей-то опеке.

— Это ужасно, Лаура, — проговорил Питер скорее по инерции, чем с искренним возмущением. Он опять подумал о том, что совсем ее не знает и не может предугадать, как она отреагирует на оскорбления брата. — Иларио не имеет права обижать тебя…

— Иларио считает, что имеет право на все. Но теперь ему некуда деваться. Алаведра принадлежит мне, и он ничего не сможет поделать с этим! — воскликнула она вызывающе.

Питер нахмурился. Лаура была совершенно права, но все-таки ему хотелось бы, чтобы она вела себя менее самоуверенно и вызывающе…

— Два долгих года об меня вытирали здесь ноги, — произнесла Лаура. — Отец не мог уследить за всеми. Он приглашал меня в Алаведру как свою дочь, но заставить Иларио и Лусию относиться ко мне с уважением он был не в силах. Зато теперь они получили по заслугам.

Лаура негромко засмеялась, и у Питера кровь застыла в жилах от ее смеха.

— Я вижу, сегодня ты гораздо меньше горюешь о смерти отца, — сказал он с кривой усмешкой. — Завещание помогло тебе справиться с горем?

— Гордая Лусия Мендес уедет из этого дома с позором, — продолжала Лаура, и Питер понял, что она попросту не услышала его. — И ее отвратительный сынок последует за ней. Алаведра — моя!

Она запрокинула голову и засмеялась в полный голос.

— Видит Бог, я заслужила это! — воскликнула она. — Жаль, моя бедная мать не дожила до этого дня. Как она радовалась бы, если бы знала, что ее дочь стала хозяйкой дома, о котором она даже не смела мечтать!

Питеру внезапно стало страшно. Разве эта экзальтированная женщина с горящими глазами и вызывающей улыбкой вчера целовала его и клялась в любви? Разве она, жалкая и потерянная, сидела на скромном стульчике в библиотеке и беззвучно оплакивала смерть отца? Он не узнавал эту Лауру Кавадос.

Питер медленно вышел из комнаты. Лаура не сделала попытку остановить его. Похоже, она даже не заметила его ухода.

Так тяжело на сердце у Питера не было никогда. Что представляет собой женщина, владеющая всеми его помыслами? Как он может верить ей теперь, после того, как слышал ее голос и видел ее горящие жадные глаза? Не так ведет себя убитая горем дочь. Вот вчера она сыграла свою роль превосходно.

Питер похолодел. Сыграла свою роль. Значит, подсознательно он понимает, что поведение Лауры — сплошное притворство? И все, что говорил Иларио, — правда? Почему он не поверил своему другу? Ведь его он знает гораздо дольше… Нет, эта черноокая колдунья заворожила его, лишила разума, отняла волю. Она поманила его любовью, и он пошел за ней, как маленький теленок на бойню.

Зачем ей это надо? — спрашивал себя Питер снова и снова. Чего она добивалась? Или ей просто приятно видеть, как мужчина теряет из-за нее разум? Скольких она уже целовала под тем раскидистым деревом? Питер застонал. Представлять Лауру в объятиях другого мужчины было невыносимо…

Питер сжал руками мучительно ноющие виски. Он не должен терзать себя. Надо успокоиться, остыть. Поговорить с Лаурой еще раз. Они оба не в себе. Слишком многое произошло вчера. Нужно время.

Но успокоиться Питеру не дали. Не успел он сделать и нескольких шагов по коридору, как его нагнал тот самый круглощекий полицейский, который был вчера при инспекторе Борресе.