— А во-вторых? — спрашиваю я.

— А во-вторых, делать из этого верные выводы, — сухо говорит он. — С первой частью ты, во всяком случае, справился на отлично. Ради блага нашей фирмы я надеюсь, что ты незамедлительно перейдешь ко второй.

— Спасибо, Шеф, — искренне говорю я. Я чувствую, что нащупал верный путь. Ясно, что Старикашка-Солнце хочет мне что-то сказать. Нужно только минут пять, чтобы это обмозговать.

Но мне хватает и четырех. Дело не только в желании стать взрослым. Нужно еще знать, как найти лазейку в этот взрослый мир. Я понял, Братья & Сестры, что мне нужен план действий.

Оказывается, этот новый Адам соображает куда лучше того старого Клумпе-Адама-Румпадама.

И новый Адам вырабатывает план.

У нового Адама мозги фурычат гораздо быстрее.

Новый Адам стучит на «Пентиуме» с блестящим процессором и оперативкой, достаточной, чтобы пробраться сквозь самые туманные мысли.

Новый Адам высится на двух полированных стальных ногах. Он благодарит Старикашку-Солнце, и его голос звучит как туманный горн или сирена воздушной тревоги: YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO!

В конце дня я использую любую возможность, чтобы выпытать у людей, как они стали взрослыми. Что для этого главным образом нужно? И что они могут посоветовать тому, кто до чертиков хочет покончить с детскими играми и перебраться во взрослое и более совершенное тело?

Конечно, я не могу со стопроцентной точностью передать, что и кому говорил. Ведь я делал вид, будто меня только что осенило. Но я уже представляю себе, как целюсь в прежнего ребенка Адама из своего пентиума-револьвера, который отличается современной сверхзвуковой скоростью, и посылаю ему в грудь заряд плазменных пуль. Крошка Адам падает с крыши элеватора и глухо шлепается о землю. А я тем временем вспоминаю, что это и есть глупая детская компьютерная игра. Которая осталась далеко в прошлом. Разве не так? Во всяком случае, я оставляю это в прошлом. Sure thing [6] !

В черепушке у меня гремят ритмы, уже не напоминающие ни одной известной мне группы, и я потягиваюсь всем телом.

Кости упираются в кожу и натягивают ее.

Ноги напрягаются от бедер и до колен.

Плечи со свистом расправляются. Как будто чайник дает знать, что он вскипел.

Все мое тело — кипящий котел, в котором варево только и ждет, чтобы вырваться наружу.

Всего за несколько минут я вырастаю на пятнадцать сантиметров.

Я — здание. Высотка. Элеватор, прибавляющий этаж за этажом.

Я спрашиваю у мира совета и получаю ответ.

Познавая мир через вопросы, я получаю, разумеется, массу странных ответов. И многие из них вообще никуда не годятся. А ответ, который дед дает мне по телефону, меня просто бесит и заставляет напрячь мозги. Я пользуюсь случаем — ведь он сам позвонил нам, чтобы поговорить с папашей, — и задаю свой вопрос. Сперва я еще надеюсь, что именно дед скажет мне что-нибудь дельное, и я смогу внести это в свой список. Ведь он на своем веку был и моряком, и маляром, и портовым грузчиком, и заведующим складом, и чиновником в управлении коммуны, и вагоновожатым, и писателем, и лыжным тренером, и альпинистом. Дед всегда говорит, что в жизни важно найти себя и что у него это так и не получилось. Правда, он ни о чем не жалеет. Он уверен, что самое ужасное — это сидеть в доме престарелых и мечтать о том, чего ты не сделал, просыпаться и знать, что твое время ушло.

Не сумел.

Или не посмел.

Дед почти никогда ни от чего не отказывался, и это очень важно.

Поэтому я, естественно, спрашиваю деда, как стать взрослым. Он ржет в трубку. Я слышу, что у него на полную мощность гремит старый рок, — дед стал плохо слышать в последнее время.

— Чтобы стать взрослым, ты должен стать мошенником, — говорит он, и Элвис рыдает в глубине комнаты — этакий комментарий к словам деда.

— Мошенником? — переспрашиваю я. — Ты что, дурачишь меня?

— Нет, потому что внутри человек навсегда остается тем мальчиком, каким был в детстве. Только он никому этого не показывает. Каждый хочет, чтобы его принимали всерьез. А потому надо стать мошенником и скрывать мальчика под маской взрослого мужика. Причем играть роль взрослого надо как можно убедительнее. Самые убедительные взрослые — это самые отъявленные мошенники.

— Такие как Пер Гюнт? — спрашиваю я.

— Нет, такие как я, балда! Твой Пер Гюнт даже не пытался стать взрослым. Пустой, собственно, тип, искавший только развлечений. Я так считаю. Он все равно что луковица, с которой снимают слой за слоем, но так ничего и не находят внутри. Может, ты читал Ибсена?

— Пощади! — мрачно говорю я. — Папаша каждый день изображает у нас дома Пера Гюнта. Мне этого довольно.

Разговор зашел в тупик. Потому что, если дед прав, то никакой надежды у меня нет. Если человек год за годом остается таким же ребенком, то мне надо сдаться. Тело изменяется, а ты внутри навсегда остаешься таким же глупым… О Господи!

Это значит, что, когда нам стукнет по девяносто, мы будем сидеть на лавочке в парке, шлепать губами и скрипеть: «Старухи. Ха-ха-ха. Нижние юбки. Щиколотки. Старухи. Ха-ха-ха. Красивые очки для чтения. Надень сеточку на волосы. Старухи. Ха-ха-ха. Свою вставную челюсть не давай никому, кроме меня. Выплата пенсии. Старухи. Ха-ха-ха».