Михайлов ведет к себе в кабинет. Садимся. Расспрашивает — где живем, как живем, кем работаем.

— Ну что ж, авиация, как говорится, идет в гору? Потолка пока что не видно! Так, кажется?

— Так точно,— отвечает Чары.— Вот канал строим. Слышали о канале, конечно?

— Не только слышали, но и людей своих, демобилизованных ребят, туда отправляем,— отвечает Михайлов.— В прошлую осень несколько человек уехало... Если не изменяет мне память, на Головное.

— Есть такой поселок,— говорю я.— Там канал начинается. А не скажете, кто-нибудь из летчиков третьей эскадрильи остался в полку?

— У тебя кто был командиром экипажа? Не Хатынцев? — уточняет подполковник.

— Хатынцев. О нем и хотел спросить.

Михайлов открывает дверь и просит дежурного офицера:

— Отыщите Хатынцева. Пусть немедленно придет ко мне!

— Товарищ подполковник, а ваша жена — Мария Николаевна? — Командир полка смущенно улыбается.

— Диспетчер, что ли, твой? Сейчас мы ее найдем... Она работает у нас, в оперативном отделе.

Выходит и возвращается с Машей. Она немножко постарела. Морщины под глазами появились. На плечах, в накидку, леопардовая шубка.

— Боже, какие орлы-то стали! — удивляется она. Смотрит на меня вопрошающе, сейчас спросит о Тоне.

И у меня, и у Марии Николаевны запечатлелся в памяти наш последний разговор. Он произошел накануне моей демобилизации. Остановила она меня как-то раз и спрашивает: «Что-то, сержант, вы перестали заглядывать на коммутатор? Не случилось ли чего?» Я ответил что-то неопределенное. Наверное, после разлуки с Тоней, что называется, был не в своей форме, и Маша Михайлова обратила на это внимание. «Скажите, в чем дело? Что произошло? — спрашивает испуганно.— Понимаете, за год беспрерывных звонков и таких нежных разговоров о любви, мне не безразличны ваши взаимоотношения! Я хочу, чтобы было у вас все хорошо, но вы выглядите удрученным?» Я тогда и рассказал о вероломстве Лала и Тони. Она меня выслушала, испугалась, даже побледнела: «Нет, нет, этого не может быть. Не может ваша Тоня так просто, так бессердечно оставить вас. Вы должны разобраться во всем. Не отступайтесь! Поговорите с ее матерью. Не может она желать своей дочери зла». Я ответил, что, к сожалению, и Тоня, и ее мать, обе уехали, говорить не с кем, и Маша ушла расстроенная, словно покинули не меня, а ее.

Вот и сейчас у нее застыл в глазах безмолвный вопрос. Наверняка, спросит. Я смотрю на нее и не могу сдержать улыбки.

— Ну говори, говори! — требует она.

— Все в порядке, Мария Николаевна.— Я только что из Москвы. Мы вспоминали о вас с Тоней. Я так благодарен вам за все...

— Вы женились на ней?!

— Скоро будет свадьба... Так получилось...

— Остальное меня не касается! — радостно восклицает Маша. — Главное, вы — счастливы. А тому старому ловеласу я, на вашем месте, просто бы всыпала...

Беседа наша в самом разгаре. И тут входит Хатынцев.

— Кому я тут понадобился? — строго спрашивает. Увидел меня, руки развел.— Ну, брат! Вот тут, оказывается, кто! Сама Природа пожаловала.— Облапил за плечи, трижды по-братски расцеловались.

В волнении, я даже не обратил внимания на его погоны, назвал Хатынцева лейтенантом, а он уже майор. Чары мне подсказывает:

— Какой тебе лейтенант? Майор — он. Майор перед тобой!

— И командир эскадрильи,—добавляет Михайлов.— Комэск реактивной эскадрильи. Так что, не только вы там у себя, но и мы здесь растем! — восклицает шутливо.— Ну что, братцы? — вдруг обращается ко всем.— Сколько там времени-то? Одиннадцать? Рановато немного... Давайте-ка так... Ровно в час ко мне. На обед. Отказов не принимаю. Выполняйте распоряжение командира полка.

— Слушаюсь,— четко, выговариваю я.— Разрешите,

С вашего соизволения, навестить медсестру вверенной вам санчасти Трошкину Нину?

Михайлов как-то сразу сник, на мгновенье задумался. Видимо, был у него какой-то разговор с ней.

— Да, да, конечно. Разумеется, навестите. И прошу не опаздывать на обед...

Идем к Нине, в санчасть. Дома ее нет. По пути заходим в детсад. Молоденькая воспитательница спрашивает к кому пожаловали?

— Нам Алешку Трошкина,— говорит Чары.— Я — его дядя.

— Дядя? — удивляется воспитательница и кричит:— Алеша! Алеша, к тебе дядя пришел.

Выбегает белобрысый, семилетний мальчуган. Очень похож на Нину и чем-то лишь отдаленно напоминает Костю. Подбородок, губы. Взгляд такой же — быстрый, острый. Чары вскидывает его над головой и опускает на землю.

— Я — дядя Чары... Это я тебе все время пишу письма. Держи-ка.— Чары дает ему шоколадку.— Твое письмо я тоже получил. Две ошибки у тебя...

— А какие? — живо вскидывает ресницы Алешка Трошкин.

— В слове «здравствуй» ты пропустил «р», а в слове «азбука» одна буква лишняя. Тетя Оля поставила тебе четверку.

— Ты приехал за нами? — спрашивает Алешка.— Мама говорила, что ты приедешь...

— Конечно, за вами. Если мама твоя согласна, вместе со мной и уедете...

Мы берем Алешку с собой и идем в санчасть. Нина встретила нас на крылечке. Узнала, конечно. Только непривычно ей видеть нас в гражданской одежде. Ну, как обычно, в первую очередь о делах.

— Значит, все еще не женат? — с упреком говорит она мне.— Я так и думала...