В предисловии рекомендовалось раскрасить небольшие детали перед сборкой. Дэвид никогда не пренебрегал разумными советами и поэтому снова открыл коробку и вытащил серые спутанные комки пластмассы. Подобно вешалкам для одежды, они обладали свойством цепляться друг за друга. Детальки крепились к паутине из серого пластика. Крупные части, например бока и крылья самолета, мальчик узнал без труда, но еще перед ним лежало огромное количество замысловатых фигурок малопонятного назначения. Когда он разглядывал тонкие, широкие и плоские детали, детали в форме звезд и то, что напоминало части бомб, неожиданно его взгляд упал на шеренгу серых человечков, прикрепленных головами к паутине.

Первый человечек скорчился в странной, напоминающей эмбриона позе. Дэвид попытался оторвать его от паутины, и шея человечка переломилась.

Уже месяц Дэвид проводил каждый вечер и почти все выходные за сборкой модели «Летающей крепости».

— Младший, — сказал однажды отец, встретив его на лестнице, — ты так увлекся своей моделью. Вчера ночью я видел свет в твоей комнате. Смотри, чтобы сборка не мешала учебе!

— Ни за что, — ответил Дэвид голосом примерного мальчика. — Я не буду слишком увлекаться.

Но Дэвид втянулся в модель, а модель втянулась в него. Она поглощала его, отсеивая все остальное. Он чувствовал, как она вселяется в его организм. Клей и пластик, сладковатый запах серебристой эмали проникали в плоть и кровь. Их корка покрывала его пальцы, волосы и даже мысли. Домашние задания, которые раньше волновали мальчика, перестали для него существовать. Он просто перестал их делать: в конце урока сгребал учебники и тетради в сумку, а через неделю доставал нетронутыми. Как ни странно, никто ничего не замечал. Дэвид обнаружил, что в его классе есть немало мальчиков и девочек, которые никогда не делают домашние задания. И что еще удивительнее, ни они, ни учителя совсем не переживают по этому поводу. На уроках Дэвид начал садиться на заднюю парту, рядом с мальчиками, которые стреляли жеваными бумажками, говорили нехорошие слова и бегали курить на переменах. Подозрительно морща нос на пропахшего краской новичка с запавшими глазами, они неохотно приняли его в свои ряды. Дэвид считал, что такое положение дел продлится недолго. Как только он закончит сборку модели, быстро поднимет успеваемость, вот и все.

Модель поглотила Дэвида. Дэвид поглотил модель. Он делал ошибки, учился на них и совершал новые. А когда спешил, спотыкался на том же самом месте. Многие часы, полные отчаяния и боли в глазах, были потрачены на раскраску маленьких деталей. Краска почему-то никак не ложилась куда надо, а размазывалась по рукам. Модель, письменный стол и все вокруг пестрело отпечатками пальцев, как место преступления. Когда в желтом свете нарядной лампы Симона он щурился на прилипшую к пальцу одной руки крохотную деталь мотора и в другой сжимал дрожащую кисточку, он чувствовал щекотку — это деталь в затаившей дыхание тишине ввинчивалась в его мозг. Но Дэвид не сдавался. Детали одна за другой проходили через его руки, и серые кусочки пластмассы покрывались пятнистыми потеками краски. С трудом отрывая от пальцев, он раскладывал их на листах «Дейли миррор» в правом углу стола. Через неделю краска еще липла — он плохо размешал ее в баночках.

Ночи становились длиннее и холоднее. Дерево под окном шелестело опадавшими на ветру листьями. Дэвид с трудом согревался в кровати Симона. Часто, продрожав до серого рассвета, он выбирался из холодного, липнущего постельного белья и ковылял в туалет. Однажды, без сил дергая за веревочку на пижамных штанах, он глянул на лестницу и увидел там сидящую Викторию. На цыпочках он подошел к сестре, ступая очень осторожно, чтобы ступеньки не скрипнули и не разбудили отца и мать.

— Что случилось? — прошептал он.

Малышка Виктория повернулась к нему неподвижным и невыразительным, как у куклы, лицом.

— Ты — не Симон, — прошипела она и кинулась мимо Дэвида в свою комнату.

В Ночь Гая Фокса [26] Дэвид стоял под капающим зонтиком, а отец пытался зажечь римскую свечу в импровизированном укрытии из камней. «Завтра», — решил Дэвид. Завтра он начнет склеивать детали. Покраска остальных подождет. Сквозь мокрую темноту взметнулся фейерверк и рассыпался по асфальту серебряным огнем и золой. Виктория запищала от страха и засунула в рот варежку. На веках Дэвида остался отпечаток — серебристый, похожий на самолет силуэт.

Первое, что Дэвид узнал о синтетическом клее, — если ткнуть в носик тюбика иглой, клей вытекает из него быстрой струйкой. Второе — клей обладает замечательной способностью плавить пластмассу. К концу первого вечера сборки мальчик едва сдерживал слезы. В середине левой хвостовой пластины красовался неровный кратер, а по боку моторного кожуха шли размытые серые полосы — именно эти детали он пытался склеить. Выглядели они после попытки омерзительно. С пальцев стекали серые капли жидкой пластмассы, а в носу свербело от резкой вони клея; начинала болеть голова.

— Как дела? — спросил отец, заглядывая в дверь.

Дэвид едва из кожи не выпрыгнул. Он отчаянно подгребал к себе разбросанные детали, пока отец разглядывал их через плечо мальчика и что-то одобрительно бормотал. Когда отец ушел, Дэвид обнаружил, что и не тронутые раньше детали теперь слиплись от клея и растекшейся пластмассы.

Дэвид упорно продолжал. Ему не нравилась «Летающая крепость», и он бы с радостью ее выбросил, но мысль о разочаровании отца с матерью, отвращении на лице малышки Виктория преследовала его так же живо, как ранее картины триумфа. Симон никогда не сдавался и всегда (Дэвид им всем покажет!) все делал правильно. Но теперь даже от прикосновения к деталям — крохотным вмятинам и тонким, грубым от просочившегося клея швам — по коже бежали мурашки. И ни с того ни с сего (сон был настолько плохой, что не запомнился) его посетила мысль, что даже настоящие «Летающие крепости» (втиснуться в задний стрелковый отсек, словно труп в гроб; падающие с неба камикадзе; пламя и густой дым; кипящий серый пластик льется мазутом по рукам, плечам и лицу, заливает рот; он отплевывается и задыхается) вовсе не такие замечательные, как он думал.