— Ствол на землю! — приказал он второму.

Тихон велел им идти туда, где ждал Мирбек, который почему-то не изъявлял желания узнать, как идут дела у его дуболомов. Все стало ясно, когда за спинами своих пленников Тихон увидел, что Амина и Нусуп сидят на корне толстой сосны, прижавшись к ее грубой потрескавшейся коре, а рядом возвышается улыбающийся Мирбек и держит ребят на мушке.

— Ну что, славно побегали? — этими словами главарь встретил Тихона. — Видишь, мы тоже не зря старались!

— Отпусти их, — сказал Тихон. — А я отпущу твоих людей.

— Торгуешься? — Мирбек рассмеялся. — Цена не подходящая.

И он выстрелил в первого из пленников Тихона. Убитый мародер даже не охнул. Второй пал ниц, прикрыв ладонями голову, и запричитал, умоляя Мирбека не убивать.

Но каким-то неведомым способом еще до выстрела Тихон догадался, что произойдет: он словно прочел мысли своих пленников, хорошо знавших Мирбека и явно ждавших с его стороны какого-нибудь подвоха. И Мирбек был у него на мушке за миг до того, как пуля настигла первого головореза. Всего делов-то — теперь самому нажать на курок. Всего доля секунды, и черная душа гиганта отправится туда, где ей самое место.

Головорез возле его ног корчился в муках, и Тихон ощущал единство с его болью. Это словно вошло в привычку — быть причастным к боли другого существа. Но смерть головореза и боль его казались не такими, как у албасты: она уходила в иной мир с непонятно откуда взявшейся любовью ко всему живому вокруг. И будто взяла под свой покров души несчастных, собравшихся казнить ее, и тем самым убивших самих себя. И можно быть уверенным, что если этим душам суждено обрести новый шанс, то лишь благодаря желанию этого странного создания.

Но с душою того, кто сейчас умирал у него под ногами, высвобождалась и его ненависть ко всему вокруг. Не только к выстрелившему в него Мирбеку, но и к этому миру, острую привязанность к которому он ощущал. Собственно, он и ненавидел этот мир только за то, что отныне лишался его удовольствий. Все мысли разбойника сходились на том, что не будет больше разгульных пирушек и пьянящего дурмана, да слезливого оханья женщин, предназначенных удовлетворять его похоть, что отныне он не сможет ощутить холодную твердость ружейной стали, которая давала ему право считать себя выше других. Всю жизнь этот человек посвятил удовлетворению требований своего тела. Но этого тела, в которое он вкладывал весь смысл своей жизни, для него более не существовало, и в этом тоже была его боль и ненависть.

Перехватывая кричащие мысли этой освободившейся, наконец, души, этой субстанции, черной от сгустков источаемых ею эмоций, Тихон представил на миг такую же ненависть, которую будет излучать вокруг Мирбек, если он, Тихон, выстрелит в него. Как чумная зараза она распространится вокруг, желая заползти в чужие души. И неожиданно один из новых внутренних голосов бросил в его сознание мысль: «В освобождении этой ненависти буду виновен я».

Конечно, не имеет права этот гад ходить по земле, осквернять ее своим присутствием. Но такое простое в порыве слабости решение — выстрелить и убить! — вдруг показалось чудовищно несправедливым, хотя в тот момент он не мог бы сказать, почему не смог заставить себя выстрелить…

Когда мысли Тихона вернулись к реальности, он увидел, что Мирбек, воспользовавшись секундным замешательством, приставил оружие к голове девушки.

— Опусти автомат!

Злотников повиновался. Кто-то из людей Мирбека очутился рядом и забрал у него оружие.

— Ты слабак, Тихон, — презрительно бросил Мирбек. — Тебе нужно было убить меня. Понимаешь? Убить, не раздумывая. Ведь у тебя был шанс, что я не успею нажать на курок.

— Я не смог, — сказал Тихон, глядя на Амину и Нусупа.

— Зато я смогу. Считай, что вы уже мертвы. Все трое! — Мирбек загоготал. — Если тебя хотят убить, убей первым! Вот мой принцип!

Мирбек направил ствол на Тихона.

— Только так. Скажешь, я не прав?

— Не прав, — ответил Тихон. — Отнимая чужую жизнь, ты не можешь ничего приобрести. Только потерять.

— А если кто-то хочет забрать мою жизнь?

— Ты не видел того, что видел я, когда ты убил своего человека.

— И что же ты увидел?

— Черноту, половина из которой влилась в тебя. Сомневаюсь, что она продлит твои годы.

— Странный ты человек, Тихон. Неужели ты веришь в божественную справедливость или возмездие? Их нет!

— Я верю в то, что нельзя убивать. Ни при каких обстоятельствах.

— И кто это тебе сказал? — опять рассмеялся Мирбек.

Похоже, его заводило спокойствие Тихона, которое, очевидно, казалось ему напускным. Но Тихону и вправду удалось нащупать тонкую ниточку, которая могла привести к правильному решению и подсказать выход из сложившейся ситуации. Надо было только не потерять ее. Если вцепился, сумей удержаться!..