Шрифт:
– Но зато человек волен выбирать, когда ему умирать.
– Хм… Интересная мысль. Ты прав. Так и есть, если человек хозяин своей судьбы. Знаешь, честно говоря, не ожидал от тебя такого услышать.
– Потому что мне семнадцать? – засиял улыбкой Вадим.
– Да. Поэтому.
– Александр Невский не намного старше меня был, когда шведов разбил.
– Верно. Значит, говоришь, выбирать когда умирать…
– Да! – глаза юноши блеснули. – Умереть за добро – чести нет выше!
Эти слова буквально поразили Твердова. В его годы Елисей о многом задумывался, но чтоб вот так! О готовности пожертвовать собой и считать это честью… Вот она молодёжь растёт! С такой молодёжью и горы свернёшь. И хотя Твердов был согласен со словами Вадима, тем не менее, он возразил в частности, дабы поддержать нить разговора.
– Знаешь, добро – штука такая… Кому добро, а кому и зло. Тут всё многогранней. И мерить всё категорией добро-зло – значит слишком упрощать.
– Это понятно, – поспешил ответить Вадим. – Но я ведь про наше добро говорю. Наше добро – наша правда. Добро сильно правдой и поэтому всегда побеждает зло.
– Ну, нет, – не согласился Елисей. – Так не бывает. Побеждает тот, кто сильней. Если зло окажется сильней, оно и победит. Побеждает сила.
Вадим задумался, пробуя "на вкус" слова Елисея. И, наконец, спросил:
– А что будет делать зло, если победит?
– Как что? Навяжет свою правду побеждённым. Объявит себя добром. И со временем побеждённые станут искренне верить, что чужая правда – их собственная, что победившее зло и в самом деле добро.
Маленький Николка вдруг протянул руку к Елисею и курлыкнул:
– Дай!
– Что, дай? – не понял Твердов.
– Меч!
– Нет, меч дать не могу, – ответил Елисей, в угоду малышу назвав бебут мечом, и встретил одобрительный кивок Вадима.
– Дай! – вновь потребовал Николка.
Тогда Елисей расстегнул кобуру и вытащил ТТ. И проверив на всякий случай, на предохранители ли он, протянул пистолет. Николка взял его двумя руками и заулыбался.
– Я герой! – крикнул он и начал копировать звуки выстрелов, воображая, что стреляет куда-то вверх.
– С отцовским тоже играть любит, – сообщил Вадим.
– Слушай, а флюгер, что над вашим домом, кто сделал? – спросил у него Елисей.
– Я. В кружке моделирования научился. Нравится?
– Нравится, – кивнул Твердов.
Ему и в самом деле понравился флюгер в виде реалистичной копии истребителя И-16, детища знаменитого Поликарпова – ученика самого Сикорского. Однако расцветка у самолёта была не совсем знакомая, в небе Испании он привык наблюдать совершенно другую. И эмблемы были простые: чёрно-злато-белый триколор, как в строевых полках. В Испании русские лётчики всё больше предпочитали эмблемы популярные в Мировую Войну и Гражданскую: мёртвые головы либо древние коловраты.
– Хорошая детализация, – похвалил Елисей. – Только вот лопастей зачем аж шесть?
– Это ж ветряк! – расцвёл Вадим. – Как же он на ветру вертеться будет с двумя-то?
– Да, и правда… Лётчиком, наверное, хочешь стать?
– Да нет.
– А кем? Как отец, в пехоту? Или невоенным?
– Хочу в Питер поступить. В радиотехническое.
– Но там же флотское училище, если не ошибаюсь.
– Ну, да, флотское. В июле экзамены. Готовлюсь уже.
Ответить Твердов не успел. Скрипнула калитка и во двор вошёл Иринин отец.
– Папа! – Николка в припрыжку побежал встречать его, по-прежнему держа в руках пистолет.
У Елисея возникло чувство дежа вю. Обладая хорошей памятью на лица, он мгновенно узнал вошедшего генерала. Казалось бы, уже сколько времени прошло с той поездки из Казани в Москву, а поди ж ты. Между тем, и Иринин отец узнал Елисея. Он подхватил на руки сына и, аккуратно отобрав пистолет, подошёл к покинувшим навес Вадиму и Твердову.
– А у моего папы меч длиннее! – похвастал Николка, сидя у отца на руках.
Елисей улыбнулся и крепко пожал протянутую руку.
– Вот оно как, – сказал генерал. – Как повернулось-то, значит. Воистину ваш брат-гренадёр следует заветам Суворова.
– Как снег на голову? – уточнил Твердов, беря возвращаемый ТТ.
– Именно.
– Так вы знакомы? – удивился Вадим.
– Да, как видишь, – отец опустил на траву Николку и поинтересовался: – А где это наши сорванцы носятся?
– Сказали, в "пекаря"* играть пошли. Скоро вернутся.
– А уроки они, гулёны, сделали?