Повезло? Нет, здесь Рольф не мог согласиться со своим господином. По воле случая он действительно остался в живых, но не считал явными признаками везения сломанную руку и рану на голове. Не говоря уже о трех потерянных лошадях.

— Мы победили? — слабым голосом спросил он. — Последнее, что я помню, это схватка с личной гвардией Гарольда.

— Клятвопреступник мертв. — Вильгельм сурово сжал губы. — Во время последней атаки он получил стрелу прямо в лицо, но напуганная лошадь унесла его в поля. Поэтому мы и вышли на поиски. — В голосе герцога звучали усталость и отвращение.

Присмотревшись, Рольф заметил, что Вильгельма сопровождали не только охранники и священники, но и две женщины, судя по одежде, англичанки. Он сразу отметил тонкие черты лица одной из них, невинно-чистое выражение ее глаз и медно-рыжую челку, выбивающуюся из-под платка. Без сомнения, это была Эдит-Лебединая Шея, дама сердца и незаконная жена Гарольда. Эдит звали и его официальную супругу, сестру короля Эдуарда, на которой Годвинсон женился из политических соображений. «Видимо, стрела серьезно изуродовала лицо короля, если для опознания, коль таковое состоится, привлекли его любовницу», — подумал Рольф.

— Твой серый жеребец в табуне Фицосберна. Должен отметить, великолепный скакун, — сказал Вильгельм. Повинуясь его знаку, двое монахов подхватили носилки с де Бризом и понесли их к лагерю.

Рольф счел нужным не говорить Вильгельму о том, что жеребца вырастили не в Бриз-сюр-Рисле.

Узкие губы шагавшего рядом герцога изогнулись в лукавой улыбке.

— Надеюсь, что ты не забудешь обо мне, когда получишь от него потомство. На английских землях, которые я тебе дарую, ты разведешь таких боевых коней, которым позавидует весь мир. А это прими в знак искренней благодарности. — Герцог снял с пальца кольцо и положил его в здоровую руку Рольфа.

Несмотря на мучительную боль в голове и чудовищную усталость, сковавшую тело, Рольф ощутил прилив сил, его глаза взволнованно засверкали, а с губ сорвались слова благодарности.

Брови Вильгельма удивленно поползли вверх, когда он увидел боевую секиру, лежащую на носилках.

— Что это? — поинтересовался он. — Сувенир?

— Талисман, мой господин, — тихо ответил Рольф и, закрыв глаза, словно в полусне добавил: — Своего рода память о том, какой ценой досталась нам сегодняшняя победа.

Лондон, декабрь 1066 г.

— Эйлит! Эйлит, где ты?

Эйлит суетилась во дворе, подкармливая кур. Ударивший ночью сильный мороз покрыл все вокруг серебристым инеем. Солнце давало слишком мало тепла, чтобы смягчить декабрьский холод.

— Эйли, где моя накидка? — нетерпеливо повторил Голдвин.

Бросив последнюю горсть зерен и отрубей, Эйлит тяжело вздохнула и неторопливо и осторожно направилась к дому: ноющая боль в спине не давала ей покоя. Появившаяся ночью, к утру она усилилась. Эйлит старалась не обращать на нее внимания: если это был признак приближающихся родов, то она о них скоро узнает. Гораздо сильнее ее волновали страдания супруга.

— Ты собираешься пройтись?

Найдя накидку в груде одежды, приготовленной для починки, она протянула ее Голдвину.

— Хочу сходить в город… Может, узнаю какие-нибудь новости.

— Ты сможешь добраться самостоятельно? — Эйлит обеспокоенно посмотрела на мужа. Он еще не оправился от ранения, его здоровье по-прежнему внушало опасения. Несмотря на то, что поврежденная лодыжка зажила довольно быстро, рана на животе все еще давала о себе знать… Вдоль уродливого шрама образовались твердые, синюшно-красные и очень болезненные опухоли. Время от времени из них выделялись сгустки крови и гноя. Приступы боли и лихорадки чередовались с падением температуры, доводя раненого до изнеможения. Последний приступ случился всего восемь дней тому назад, и Голдвин еще не совсем оправился.

— Альфхельм подвезет меня на своей повозке. Голдвин набросил накидку на плечи. Резкое движение причинило ему боль, и он невольно поморщился.

Эйлит вздрогнула, словно почувствовала то же самое, но промолчала. Со времени ранения Голдвин стал очень ранимым и трепетным во всем, что касалось его независимости.

— Будь осторожен, — тихо вымолвила она.

— Разве я могу вести себя неосторожно с этой проклятой дыркой в боку? — раздраженно спросил Голдвин. — Уж лучше бы Господь управился с секирой норвежца так, чтобы сразу перерубить меня надвое!

— О, нет. Не говори так!

— Хорошо, больше не буду, — вздохнув, согласился Голдвин и медленно направился к двери.

Проводив его, Эйлит села у огня и начала прясть овечью шерсть для зимних носков. Серовато-белая нить неторопливо наматывалась на веретено. Боль в спине не прекращалась, вынуждая Эйлит то и дело менять положение. Пряжа требовала только ловкости рук и определенного навыка, а потому молодая женщина погрузилась в размышления, вспоминая о несчастьях, пережитых за последние два месяца.