Волостной поморщился:

— Если мы будем освобождать единственных сыновей, нам придется распустить больше половины набранных. Пусть каждый пеняет на свой жребий. Ведь сказано: вынувши жребий, не плачут.

— Волостной-хан, тогда ты хоть вновь кинь ему жребий!

— У меня забот — не только о твоем сыне. Хватит, вставай!

Старуха обняла колени волостного, заплакала. Волостной приказал стоявшему тут же есаулу:

— Убрать!

Есаул пригрозил:

— Если не хочешь, чтобы тебя вытолкали взашей, уходи!

Несчастная взмолилась:

— Сыночек дорогой, и у тебя есть мать. Если б ты стал тонуть, разве она не бросилась бы в воду? Я нуждаюсь в твоей помощи, пожалей меня!

Волостной оглянулся назад, что-то промычал грозно, упираясь рукою в бок. Но, почувствовав под рукой хруст сторублевок Мелебая, рассмеялся и вышел.

К полковнику старуху не пустили, вытолкали за дверь. Она побрела по улице, причитая и плача. На базарной площади ей встретился Халназар и, пряча глаза, обошел стороной. Старуха обернулась и стала проклинать его:

— Ах, чтоб тебе не дома умереть, подлый бай! Чтоб тебе не любоваться на своих детей! Чтоб еда тебе стала ядом, а питье отравой!..

Как будто не слыша проклятий старухи, Халназар заложил руки назад и свернул за угол. Навстречу ему с церковной площади ехали всадники. И вдруг он крикнул, вытаращив глаза:

— Мелекуш!.. Мой Мелекуш!

Он узнал своего коня. Впереди сотки ехал командир карательного отряда. Конь извивался под ним змеей. Когда-то хорошо откормленный, Мелекуш заметно отощал, резко обозначились ребра, блестящая золотистая шерсть потускнела. Его можно было узнать только по гордой поступи и по тому, как непокорно выгибал он шею, грызя удила.

Халназар торопливо вышел на середину улицы и остановился. Во всей его грузной фигуре была растерянность. Глаза его смотрели сурово, а лицо угодливо улыбалось и усы шевелились. Он протянул дрожащую руку к своему Мелекушу и невнятно забормотал:

— Начальник, начальник... Ты хороший человек, добрый.... Конь мой...

Мелекуш узнал Халназара, пошел мелким шагом, затем потянулся к хозяину, словно хотел приласкаться к нему. Но сотник потянул поводья и погрозил Халназару нагайкой:

— Калтаман, калтаман, разбойник!.. В тюрьму посажу!

Халназар отпрянул назад, точно его ударили, и застыл на месте. Конники проезжали мимо, обдавая его пылью, а он все стоял, выпучив глаза и ожидая, что его вот-вот схватят. Слова сотника неожиданно приобрели для него зловещий смысл: «Коня поймали у разбойников — скажут, что сын принимал участие в восстании, могут и арестовать. Избави бог от гнева царя! Кто знает, — может, и мои богатства разграбят? Может, и дом сожгут?» Халназар уже раскаивался в том, что обидел старуху, мать Ашира. «Может быть, это ее проклятья убивают меня», — подумал он и кинулся к волостному.

Ходжамурада он нашел во дворе купца Котура. Вместе с мирзой Куллыханом волостной сидел в задней комнате и пил водку. Собутыльники только чокнулись, как в комнату торопливо вошел Халназар. Он был бледен, как мертвец, губы у него дрожали, он не мог слова выговорить. Волостной и мирза были удивлены неожиданным появлением бая, особенно поразил их испуганный вид Халназара. Они хотели было спрятать водку, но, поняв, что поздно, начали усиленно угощать его:

— Бай-ага, чокнемся!

Халназар машинально взял стакан и чокнулся. Стаканы столкнулись и разбились. Водка залила полы его шелкового халата, но он даже не почувствовал ее запаха.

Волостной и мирза побледнели от испуга и в один голос крикнули:

— Что случилось?

Халназар немного пришел в себя и, тяжело дыша, начал рассказывать:

— Мой конь... конь... Мелекуш... попал в руки людей, которые пошли за Эзиз-ханом. Сейчас я его видел. На нем ехал начальник царского войска. Я подошел и сказал: «Конь мой». Начальник поднял нагайку... крикнул: «Калтаман, калтаман!»

Ходжамурад тотчас понял, в чем дело, но решил, что ему выгодно припугнуть Халназара.

— Плохо дело! — озабоченно проговорил он, подмигивая Куллыхану. — Бай-ага, ты сам понимаешь, на твоих сыновей может пасть подозрение, что они принимали участие в восстании.

Халназар побледнел еще больше.

— Что же делать, что делать?.. — Он пришел в полное замешательство и умоляюще взглянул на волостного и мирзу. — Спасите! Мне больше не у кого искать помощи.

— Что делать?.. — задумчиво повторил волостной. — Придется доложить господину полковнику.

Хуже ничего не могло быть, — Халназар совсем растерялся. Раньше он мог положиться на доброе отношение к нему со стороны начальника уезда. Но в ту ночь, когда началось восстание, полковник резко оборвал его, крикнув: «Молчать!» Вспомнив об этом, Халназар судорожно глотнул слюну. Куллыхан, прихрамывая, подошел к Хал-назару и с пьяной улыбкой сказал: