Алеша открыл дверь и, когда в кабинет вошли Мавы и два красногвардейца с винтовками, официальным тоном обратился к горбатому эсеру:

— Именем Туркестанской Советской Социалистической Республики... — И, не выдержав, крикнул: — Вон, гад, отсюда!

Чернышов обвел глазами кабинет:

— Еще кто хочет встречать белых со знаменами? Никто не произнес ни слова.

Когда Полторацкий выезжал из Ташкента, он надеялся, что ему удастся уладить все мирным путем. Лишь, в Мары, побеседовав с председателем Тедженского и Марыйского советов, с обоими комиссарами Красной гвардии — Тыдженко и местным, он понял, что положение в Закаспии гораздо серьезнее, чем он предполагал. На улицах города шла открытая агитация, против Советов. Правда, митинг на площади, на котором выступил Полторацкий, прошел без всяких инцидентов, может быть потому, что на нем присутствовали вооруженные красногвардейцы. Но едва начало темнеть, как на окраинах города белогвардейцы открыли стрельбу по красногвардейским патрулям. Железнодорожный диспетчер получил сообщение о выходе из Теджена в сторону Мары воинских эшелонов. Чернышов уже знал, что из Ашхабада на Теджен шло около шестисот белогвардейцев и несколько сот туркмен, набранных по аулам агентами «национального комитета». Возможно, что к этим эшелонам присоединил своих нукеров и Эзиз. Для Полторацкого стало ясно, что удержать Мары силами двух-трех сотен пеших красногвардейцев не удастся: слишком мало оставалось времени на подготовку, белые могли начать бой за город в эту же ночь.

По пути в Мары правительственная делегация включила в свой состав несколько туркмен — представителей местных советов. От Марыйского совета Полторацкий охотно присоединил к своей делегации Карегез-ишана, который и на него произвел хорошее впечатление. Карагез-ишан убедительно доказывал, что туркмены не пойдут за царскими офицерами и чиновниками, что надо разъяснить туркменам, из кого состоит белая армия, и тогда они поймут, кто их друг и кто враг. Но поздно, поздно уже было начинать разъяснительную кампанию в аулах — вопрос о власти решался силой оружия.

Чернышов предлагал объявить город на военном положении, мобилизовать весь транспорт, начать сооружать укрепления. Но и для этого уже не оставалось времени. Полторацкий решил сделать главным опорным пунктом красногвардейских частей заводской поселок Байрам-Али в двадцати пяти километрах от Мары. Туда должна была вернуться его делегация, чтобы развернуть работу среди дейхан и рабочих. Туда же он предложил выехать и Чернышеву с красногвардейцами, чтобы сконцентрировать там под его командованием все силы для отпора белогвардейцам на пути к Чарджоу. В Мары он оставлял отряд Тыжденко, и сюда же должен был прибыть вызванный им отряд красногвардейцев из Ташкента. Диспетчер сообщил, что ташкентский военный эшелон уже вышел из Кагана. Чернышов не хотел оставлять Полторацкого, но тот успокоил его, заверив, что пробудет в Мары недолго, только для окончательного выяснения военной обстановки, и, если дела будут плохи, вернется в Байрам-Али с эшелоном Тыжденко или ташкентского отряда.

Проводив делегацию и Чернышева, Полторацкий зашел на телеграф, вызвал к прямому проводу Фунтикова и потребовал от него прекращения военных действий. Фунтиков отвечал очень вежливо: заявил, что военных действий пока нет и, как он надеется, и не будет, а затем предложил приехать для личной встречи в Ашхабад, обещая сделать все необходимые распоряжения о беспрепятственном пропуске поезда народного комиссара. Полторацкий понял эту хитрость и в свою очередь ответил предложением Фунтикову приехать в Мары. Последовал ответ с благодарностью и заявлением, что Фунтиков прибудет в Мары завтра не позже двенадцати часов дня. Попросив телеграфиста соединиться с Ташкентом и вызвать к прямому проводу председателя Совнаркома, Полторацкий вышел к Алеше Тыжденко и стал прохаживаться с ним по перрону.

Было тихо. Старинные часы в комнате телеграфа пробили три часа ночи. На безлунном чистом небе спокойно мерцали звезды. Дневная жара сменилась лрохладой, из степи подувал ветерок. Ночную тишину нарушали только пронзительные свистки и шум маневрового паровоза. И вдруг на окраине города, где находились посты красногвардейцев, защелкали выстрелы. Тыжденко встревожился. Полторацкий заметил, что эти выстрелы ничего особенного не обозначают, так как в городе вообще царит беспорядок и часто стрельбу открывают сами милиционеры. Но стрельба не прекращалась, и он сказал комиссару:

— Товарищ Тыжденко, вам надо поспешить к отряду.

— Как же я вас оставлю здесь одного?

— Один или двое — большой разницы нет. Но если вы не наведете порядок, эта стрельба взбудоражит весь город и, возможно, даст сигнал белым начать нападение.

Алеша колебался. Полторацкий ему сказал:

— Друг мой, сейчас не время раздумывать. Раз партия послала нас воевать, надо уметь выходить из любого положения. Идите делайте свое дело, а я буду делать свое. Обо мне не беспокойтесь. Вон стоят лошади под седлом. Станет опасно — сяду и ускачу. Идите же! Когда выясните, что там за шум, возвращайтесь на телеграф.

Пока добились связи по прямому проводу с председателем Совнаркома, прошло еще около часу. Полторацкий передал в Ташкент о тяжелом положении в Закаспии и о своих распоряжениях по концентрации советских сил в Байрам-Али. Председатель Совнаркома сообщил, что в Ташкенте осталось очень немного красногвардейцев, а части Красной Армии только формируются, но предложил использовать сводный Московский полк. Этот полк направлялся по Закаспийской железной дороге через Чарджоу, Ашхабад и Красноводск во внутреннюю Россию. Полторацкому предписывалось задержать его, как только он прибудет в Байрам-Али, и бросить на подавление белогвардейского мятежа в Туркмении. Полторацкий был не очень доволен таким решением и не удержался от того, чтобы не упрекнуть председателя Совнаркома в том, что он недооценивает всей серьезности положения, угрозы самому Ташкенту. Председатель ответил, что Полторацкий недостаточно осведомлен о положении Туркестана, и предложил ознакомиться с телеграммой, посланной в этот день Ленину. На телеграфной ленте появились слова:

«Туркестанская республика в когтях врага. Действуют фронты: Оренбургский, Ашхабадский, Верненский.. Действия англичан активизируются... Недостает снарядов, оружия... Положение отчаянное...»

Не успел телеграфист закончить прием телеграммы, как телеграфная дрогнула от орудийного выстрела. Это бронепоезд белых дал знать о своем прибытии. Задерживаться нельзя было больше ни минуты. Приказав телеграфисту отстукать в Ташкент последнее сообщение о подходе белых. Полторацкий бросился из телеграфной к своему коню, стоявшему у коновязи. Но, выбежав из помещения, он сразу наткнулся на группу бежавших по перрону белогвардейцев. Его схватили и обезоружили.