Когда эшелон прибыл в Мары, солнце уже садилось. Эзиза окружили местные торговцы, баи и повезли его на той, специально устроенный в честь прибытия такого почетного гостя.

Артык, прохаживаясь по перрону, заметил, что рабочие-железнодорожники чем-то необычайно взволнованы, то здесь, то там собираются группами и возбужденно разговаривают. Направившись к ним, он увидел Дурды, который отделился от группы рабочих и поспешил ему навстречу. Артык спросил, о чем говорят рабочие. Дурды ответил:

— У них есть письмо одного большого комиссара, расстрелянного здесь белыми. Ну, вот об этом и говорят. Раскаиваются, что допустили такое дело, и упрекают друг друга.

То, что сказал Дурды, Артык не вполне понял, но эти слова взволновали и без того беспокойное сердце Артыка. Не зная сам почему, он переспросил:

— Так, говоришь, раскаиваются? — и опустил голову.

Дурды еще не видел Артыка в таком удрученном состоянии. Он считал Артыка человеком твердым, решительным, который не раздумывает и не колеблется, раз перед ним определенная, им самим поставленная цель. А сейчас у Артыка был вид человека, побежденного в борьбе, придавленного, потерявшего цель, к которой он стремился.

— Артык, — продолжал он начатый разговор, — по-моему, ошиблись не одни только здешние рабочие, ошиблись и мы. Говоря «мы», я имею в виду не только себя. Правда, народ не по своей воле присоединился к Эзизу. В какой вагон ни заглянешь, всюду сидят люди в лохмотьях, тая в голове тяжелые думы. Эти люди пришли сюда из страха перед Эзизом. А кто такой Эзиз, этот безграмотный дикарь, возомнивший себя ханом Теджена? Не будь при нем таких, как ты и тебе подобные, разве смог бы он ввергнуть наш народ в пучину таких страшных бедствий?

Дурды говорил искренне. Но, сам того не сознавая, каждым своим словом он бил прямо в сердце Артыка. И Артык, не в силах больше выносить этих ранящих слов, крикнул:

— Довольно! — и ушел, опустив голову.

Дурды ничего не понял. «Что это с ним? Он не в своем уме», — подумал Дурды, глядя вслед удаляющемуся Артыку. Поведение Артыка несколько напугало его. Но он знал, что тот, если даже в ком и заподозрит врага, не пойдет доносить, а сам примет меры.

Не находя нигде покоя от тяжелых дум, Артык часов в одиннадцать ночи снова вышел из штабного вагона и стал ходить вдоль эшелона. Лязг буферов, свистки паровозов, крики солдат, уезжавших на фронт, еще больше угнетали его. От непривычного шума и паровозной гари начинала болеть голова. Не зная, куда идти и что делать, Артык повернул к своему вагону и как раз в этот момент увидел человека, вылезающего из-под буферов. Человек этот озирался, как будто искал кого-то. Заметив Артыка, он, все так же оглядываясь по сторонам, направился к нему. В темноте Артыка разглядел чернобородое лицо незнакомого туркмена.

— Скажи, джигит, это эшелон Эзиз-хана? — спросил человек на марыйском наречии.

— Да. Тебе нужен Эзиз-хан?

— Нет, мне нужен другой. Может быть, ты его знаешь?

— Если он в этом эшелоне, то наверняка знаю.

— Я... хотел видеть Артыка Бабалы.

Артык с удивлением посмотрел на незнакомца, который как будто опасался расспрашивать о нем.

— А зачем тебе нужен Артык Бабалы?

— Мне надо передать ему кое-что.

— Артык Бабалы — я.

Чернобородый приблизил к лицу Артыка внимательные глаза, словно желая убедиться, что его не обманывают.

— Ты из тедженских русских кого-нибудь знаешь? — тихо спросил незнакомец.

Артык, забыв про всякую осторожность, не задумываясь, ответил:

— Знаю Ивана Чернышева.

— Иван передает тебе привет и...

Артык так порывисто схватил чернобородого за плечи, что тот испуганно вздрогнул. Артык успокоил его:

— Не опасайся меня. Кто ты?

— Меня зовут Карагез-ишан.

— Где ты видел Ивана?

Карагез-ишан еще раз осмотрелся кругом, потянул Артыка в тень и рассказал все, что произошло в Мары и Байрам-Али. Упомянул он и о том, что Куллыхан находится в поезде Ивана под арестом и будет отдан под суд. На вопрос Артыка, что же просил передать Иван, Карагез-ишан ответил:

— Иван все время с сожалением вспоминает о тебе. Он говорит, что пора тебе обдумать и понять, кто же защищает власть народа. Твой друг Алеша Тыжденко тоже считает, что ты не враг советской власти. Они требуют, чтобы ты вернулся к народу...

Артык молчал, словно прислушиваясь к голосу своей совести. Вдруг он спросил:

— А что говорит Ашир?

— Ашир?

— Ты что, не видел его?

— Нет.

— Почему же?

— Иван Чернышов оставил его в Теджене. Аширу поручено вести агитацию среди дейхан, поднимать их на защиту советской власти. Он должен был повидать и тебя.

— Эх, жаль, я не знал об этом... Если бы я встретился с Аширом, мне удалось бы остаться со своей сотней в Теджене. Ты передай Ивану: против советской власти я воевать не буду. Перейду на его сторону вместе со всеми своими джигитами, как только найду для этого подходящее время и место...

Артыку вдруг показалось, что из-за соседнего эшелона кто-то наблюдает за ними. Взяв за руку, он отвел Карагеза на другое место, и все же его не оставляло ощущение, что следившие за ними глаза не упускают их из виду. Он поторопился закончить разговор и предложил проводить Карагеза между эшелонами. Но Карагез отказался от его помощи, заявив, что одному легче проскользнуть незаметно. Распрощавшись с Артыком, он нырнул под вагон и исчез.