То, что произошло в кино с Ушаковым, – пример далеко не единичный. Биографический жанр был представлен в кино целым потоком парадных, пресных, чинных и, по существу, лживых картин, искажавших историческую перспективу. Их герои до обидного похожи друг на друга, они причесаны и напомажены, вырваны из своего времени и поставлены в искусственные условия, далекие от подлинной жизни».

После войны идеология в Советском Союзе стала все более окрашиваться в цвета русского шовинизма и великодержавия. В ходе борьбы с космополитизмом роль многочисленных иностранцев, служивших в ХVIII – ХIХ веках в армии и флоте Российской империи, – и без которых победы русского оружия невозможно себе представить, – была всячески затушевана и принижена. В лучшем случае об иностранцах замалчивали, в худшем – подвергали их деяния уничижающей критике.

Уже в наше время публицист В.В. Шигин пишет: «Черноморский флот скоро стал полным хозяином на Черном море, где слава и победы принадлежат исключительно русским, так как, кроме Кинсбергена, выдающимися флагманами были русские: Сенявин-отец, Ушаков, Пустошкин, Сенявин-сын и другие. Из особенно выдающихся самоотверженных подвигов отдельных лиц нельзя не указать и на аналогичные подвиги капитана де Фремери и капитана Сакена: они оба, видя неминуемый захват своих судов турками, сами взорвали свои суда и, спасая честь вверенного им флага, погибли: де Фремери (родом француз) взорвал свою лодку в 1737 году в Азовском море, а капитан Сакен (родом остзеец) в 1788 году в Очаковском лимане». Иностранцу надо совершить подвиг камикадзе, чтобы быть удостоенным снисходительного упоминания товарищем Шигиным. При этом, назвав четырех русских и трех отличившихся на русской службе иностранцев, Шигин настаивает, что «слава и победы принадлежат исключительно русским»!

А его собрат по перу А.Б. Широкорад докатился до того, что рассуждает о проценте этнических русских во флоте Екатерины II. Интересно, кстати, можно ли считать этническим русским Федора Ушакова, ведшего свой род от косогского князя Редеди?

Думается, что императрица Екатерина Великая, при рождении София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская (Sophie Auguste Friederike von Anhalt-Zerbst-Dornburg), нанимая за большие деньги отчаянных вояк по всей Европе, была весьма далека от подобных взглядов.

Приведем лишь одно свидетельство роли иностранцев в войне с Турцией 1787–1791 годов. Показателен пример американского капера Поля Джонса, по прозвищу Черный Корсар. Узнав, что он оказался не у дел, Екатерина лично написала ему, пригласив на русскую службу. На аудиенции она вручила Джонсу патент на чин контр-адмирала.

Государыня писала Потемкину: «Сей человек весьма способен в неприятеле умножить страх и трепет. Его имя, чаю, Вам известно. Когда он к Вам приедет, то Вы сами лучше разберете, таков ли он, как об нем слух повсюду. Спешу тебе о сем сказать, понеже знаю, что тебе небезприятно будет иметь одною мордашкою более на Черном море».

В своем ответе Светлейший коснулся роли иностранных офицеров на русской службе: «Что изволите, Матушка, писать по поводу письма Ломбардова о скудости нашей в морских Офицерах, то сие есть великая истина, которую я больше всех чувствую. Пример тому, что Ломбард один больше делал всех. Бог видит, что нет человека. Все, что ни было хорошего, то от Ломбарда и некоторых греков».

Князь Потемкин сообщал, что к нему в Херсон являются греческие шкиперы, изъявляющие желание «служить противу турок на море» в качестве корсаров.

Крепость Кинбурн при активном участии капитана Греческого пехотного полка Ламброса Качиони превратилась в настоящий центр по вербовке состоявших на службе в турецком флоте матросов-греков. «Капитан Ламбро Качиони и самые же греки, что убежали в Кинбурун с флота Очаковского, желают и просят быть употреблены в действиях против турок, – писал князь Потемкин контр-адмиралу Мордвинову. – Удовлетворяя ревностному их усердию, Вашему Превосходительству предписываю вооружить какое-нибудь небольшое судно и снабдить их оным. Они считают сражаться в числе 50 человек и готовы вдаться во всякую опасность, лишь бы только неприятелю зделать вред чувствительный».

Контр-адмиралу Войновичу главнокомандующий писал, что на строящиеся корабли «Святой Владимир» и «Святой Александр» он «желал бы, чтобы экипаж и начальники последних были греки», и «на фрегатах «Григория Богослова» и «Григория Великия Армении» я бы желал, чтобы командиры и матросы были греки». Там же сообщается о назначении на корабли капитанов – греков Спиро и Алексиано. Последний дослужился до чина контр-адмирала.

Но, пожалуй, никто из состоявших на русской службе иностранцев не подвергся в советской и постсоветской историографии такому оголтелому шельмованию, как адмирал Марко Иванович Войнович, – тут целая свора псевдоисториков расстаралась, как могла. Не очень приятно говорить об этом на страницах книги, посвященной Марко Войновичу, но, чтобы разделаться с этими лжецами, мы все-таки приведем некоторые высказывания: пусть их низкие слова свидетельствуют о них самих.

Вообще история с очернительством адмирала Войновича, что называется, «с бородой» – и довольно длинной. Почин в вольной интерпретации изложенных нами событий сделал классик некоего, весьма популярного в ХХ веке поветрия Карл Маркс (даже здесь приходится его цитировать):

«Если бы Россия наряду с Карсом – этой богатейшей и наиболее освоенной частью Армении – овладела еще и Батумом, она была бы в состоянии прервать торговлю между Англией и Персией, идущую через Трапезунд, и могла бы создать себе операционную базу как против Англии, так и против Малой Азии. Тем не менее, если Англия и Франция проявят твердость, то Николай будет так же далек от осуществления своих планов в этом районе, как в свое время императрица Екатерина в своей борьбе с Ага-Мохаммедом, когда последний велел своим рабам плетьми прогнать из Астрабада и заставить сесть на корабли русского посла Войновича и его спутников». (Из статьи «Турецкий вопрос» 1853 года.) Откуда у Карла взялась подобная фантазия – неизвестно! В этих рабах с плетями чудятся нам прообразы столь любимых классиком пролетариев всех стран…