На его откровенность я ответил своей откровенностью. Я рассказал ему про Ирку, про Вовку, про кино. Нашел, чего переживать, расхохотался он. Я тоже невольно поддался его настроению и рассмеялся.

Когда он выписывался и, обходя палату, жал каждому из нас лапу, я чуть не расплакался.

Наверное, я сентиментален.

Вот и кончилось лето. Приподнятое настроение первого учебного дня оказалось испорчено — нам дали нового физика. Какой он, новый, никто не знает, но вот прежнего мы все очень любили. Кроме физика, у нас новая немка. Тут нам не везет вообще хронически: за пять лет изучения — пять разных учителей. В том году была такая карикатура, что не описать словами, наша немка была картавая, мы и по-русски ее плохо понимали, что уж говорить о немецком.

Новый физик — серость, это стало ясно с первого дня. Он не нашел ничего лучше как читать вслух учебник. С задних рядов стали подхихикивать. Игорь, язва, стал тоже читать учебник вслух, вторя физику, те же строки, только совсем тихо, получился смешной бубнеж, теперь рассмеялись почти все.

В результате физик разозлился и выгнал Игоря с урока.

Зато немка у нас — всем на загляденье. Совсем молоденькая, она только в прошлом году закончила школу (не нашу, правда), не прошла по конкурсу на иняз, и ее определили к нам в учителя. Она очень старается, но есть проблема, пацаны так жадно ее рассматривают, что она, в итоге, смущается, а они еще больше наглеют. Она, конечно, очень красивая, но, помимо этого, она еще и классно одевается. Все так продумано, так модно, но ее короткие юбки сильно смущают наших мальчиков.

Они, наши мальчики, за лето так выросли, особенно Игорь, Мишка, Лешка.

Даже Димочка подрос, но в строю на физкультуре он все равно последний. К нам пришла новенькая, и Мымра посадила ее с Димкой. Он доволен, как слон.

Девочки тоже сильно изменились. Ленка стала вообще как взрослая.

Лидка со мной не разговаривает. Ну и пусть. Я ничего ей не должна.

После того злополучного свидания, когда какой-то тип нас напугал, мы с Мишкой больше не встречались. Он уезжал к тетке и вернулся, едва не опоздав к первому сентября.

Первый учебный день очень важен. Определяется, кто с кем будет сидеть.

Классуха пытается влиять на этот процесс, но это получается у нее жидковато.

Димочку и новенькую она одолела. Остальные сели — кто как хотел. Мишка сел позади меня. Я села с Тоней. Димка с новенькой на последней парте. Игорь с Вовкой напротив меня, в другом ряду.

— Завтра нужно три человека в библиотеку для систематизации книг. Шишкина, Осипов, кто у нас еще красиво пишет, давай ты, Степко, пойдете туда после второго урока. Осипов, ты за старшего, вот тебе ключ.

Классуха любит командовать. Она никогда не спросит, а хочет ли Шишкина перебирать книги, хочет ли она это делать вместе с Осиповым. Чапай в юбке. Она не дает нам покоя со школьной формой. В других классах попроще. Мы же ходим в форменных платьях и фартуках, как дореволюционные гимназистки. Вот только с длиной юбок ей совладать не удается. Такие купили, отвечаем мы в ответ на все ее требования удлинить и расширить. Нечего удлинять, вот, смотрите, остался всего сантиметр, только на кромку и хватает.

Такой вот маразм. И он крепчает.

Хорошо хоть не проверяет, какого цвета у нас трусики.

— Ну что, пойдем? — спросил Мишка.

— А куда деваться?

— Как ты живешь? — спросил он заботливо.

— Тихо и незаметно.

Он рассмеялся и отошел в сторону. Я почувствовала на себе чей-то взгляд, подняла голову — с другого конца класса на меня внимательно смотрела Лидка.

Наши взгляды встретились. Секунду-другую в воздухе мелькало электричество ревности, потом мы почти одновременно отвели глаза в сторону.

— Оденься потеплее, ночью шел дождь, — сказала мама утром.

— Так тепло же еще.

— Нет, после дождя прохладно, надень чулки. Отцу скажу.

— Мамочка, не используй папочку в качестве пугала. Это нечестно.

— Не умничай. Надень хотя бы тонкие.

— Мамуля, сжалься, на дворе пятое сентября, какие могут быть чулки.

— Заболеешь, будешь знать, — неохотно отступила мама.

— Буду знать, буду знать, — обрадовалась я.

Библиотека у нас в подвальчике. После второго урока Мишка, Катя Степко и я двинулись на дело. Систематизация — это расстановка книг по темам и по алфавиту. А еще их нужно протереть. Мы возились уже больше часа, но только-только подобрались к Пушкину. Катька работала, стоя на лестнице-стремянке, и это меня раздражало. Собственно, раздражало другое, вынув книжку, она требовала, чтоб Мишка принял ее у нее. И Мишка подходил, и я видела, что он смотрит ей под юбку. С неподдельным интересом.

— Братцы, — вдруг обратилась к нам Катька, — а можно, я немного сачкану?

Я внимательно посмотрела на Мишку.

— Сачкани, отчего же не сачкануть, — сказал Мишка.

— Вот ладушки, вот ладушки, мне так домой надо, представить себе не можете!

— Можно подумать, нам не надо, — пробурчала я.

— Наташенька, в следующий раз ты сачканешь, ладушки, а?

— Катись ты, — я не любила ее слащавости.

Она стала спускаться. Придержи меня, капризно заскулила она. Мишка подскочил и придержал ее. Придержал так, что впору было давать по морде, но она только захихикала. Вот сучка! Да и он хорош, джигит.