Все, что он делал.

И высшая минута… Как это сказать? Чтоб не подорвать устои? Я начиталась журналов и знаю, как называется то, что я испытала. Первый настоящий оргазм.

Именно так. Причем это было у нас одновременно. Говорят, это бывает крайне редко. Но мои чувства слились с его. Я не вру, я почувствовала, да и он мне шепнул, что с ним происходит. И я ощутила.

Я ощутила… Я ощутила… Я ощутила…

Нежный толчок его семени. Один, второй, третий.

Вот что я ощутила.

И моя невыносимо сладкая любовная судорога.

Кажется, я потеряла сознание.

А теперь четвертуйте меня. Но я ни от чего не откажусь. Ни от одного слова.

Я люблю его.

Так и запишите в приговоре.

Утром следующего дня я смотрела на него со странным чувством собственницы.

Мой, мой, стучало в висках, и мне было жарко от этой простой мысли.

Что будет дальше? Обычная жизнь, предугадать которую почти невозможно. Все ближе новогодние праздники и все ближе время, когда, согласно нашему договору, мы должны собрать наши записи, наши тетради и начать читать их коллективно.

Ха-ха-ха! Уж чего не будет, так это коллективных чтений. В этом я уверена. А вообще надо посоветоваться с Игорем. Мне так нравится с ним разговаривать. Я не говорю про остальное. А просто — поговорить. Так классно, что он у меня есть. Мой мальчик. Никому не отдам. Никому, никому.

Мы долго гуляли по морозу, я простыла и я заболела. Игорь пришел ко мне, принес то, что наши сейчас проходят в классе. Я кашляю, а он отморозил уши.

Они у него стали такими смешными, как лопушки. Нет, сказал он по какому-то поводу и покачал головой, а я стала смеяться, потому что его уши качались, словно у слона.

— Ну как, серебряная точность определила, какой тебе оказывать почет?

— Определила. Почет ниже тридцати семи с половиной не падает.

— А я без температуры, но с ушами.

— Вижу.

— Про «вижу» анекдот есть классный, рассказать?

— Расскажи.

— На нудистком пляже. Хриплый от страсти мужской голос:

«Девушка, вы мне нравитесь».

«Я уже вижу».

— Ты бессовестный, — я рассмеялась.

— А что я такого рассказал? Анекдот как анекдот.

— Лучше расскажи, как там без меня?

— Готовим пьесу на Новый год. «Майская ночь или утопленница».

— Да ну? Это столько работы.

— Вот все и пашем день и ночь. И тебе роль есть. Я вытребовал.

— Какая? Я же ничего не успею выучить.

— Маленькая. Ничего учить не надо. Ты будешь императрица. Всего три слова.

— Что — «господа, кушать подано»?

— Ну, ты даешь. Ты императрица, причем тут «кушать»? Ты повелеваешь.

— Повелеваю? Ну, тогда ладно.

— Платье готовь.

— Ничего себе, где же я возьму?

— Найдешь, найдешь, гардероб вон какой большой.

— Ладно, что-нибудь скумекаем. Слушай, а как там Светка?

— Не знаю. Все покрыто тайной. Я думаю, что на каникулах будет делать аборт.

— Ты, надеюсь, никому не сказал?

— Нет, никому. Только Коляну, Толяну и Ваське.

— Боже! Как ты мог? Какому еще Ваське?

— Ну, трактористу из совхоза, — он хихикнул.

— Какому еще трактористу? Да ты надо мной издеваешься! — наконец поняла я.

— А что, и пошутить нельзя?

— Хороши шутки. Это ужасно. Бедная девочка. Игорь…

— Что?

— Мы должны предохраняться, чтоб у нас такого не случилось. Купи себе.

— Не себе, а нам.

— Хорошо, нам. Купи.

— Не бойся. Я уже купил. Они в кармашке. А мама нас не услышит?

— Ну не сейчас же, ты что, c ума сошел? И потом, я больная.

— А я подумал, что ты хочешь сейчас. От всех болезней хорошо. Грелка во весь рост называется.

— Игорь, ты порося. Как ты можешь мне такое говорить?

— А что?

— Ничто. Порося.

— Не сердись. Люблю тебя.

Мы немного помолчали.

— Слушай, а так быть с нашими тетрадями? — спросила я и увидела, что он сразу понял, о чем идет речь.

Он покраснел.

— Ты думаешь, все так и писали? — он криво улыбнулся.

— Даже если не все, все равно, что делать? Ни о какой коллективной читке не может быть и речи.

— Ты права. Давай поступим проще. Тетради пускай все сдадут, ты их перевяжи веревочкой, и когда мы пойдем по чердаку, то ты, словно нечаянно, урони их в проем между корпусами. Там ширина сантиметров двадцать, глубина метров шесть, достать нельзя никакими способами. Я слышал, такие дырки вычищаются раз в двадцать лет специальными бригадами мусорщиков. А если потомки найдут и прочитают, то нам это уже ничем не грозит.