Сидевшая напротив леди улыбалась, глядя в чашку.

– Лейк превосходно себя чувствует.

– Это, конечно, большое облегчение для меня, - ответила Карен.
– Но где она? Чем занимается?

– Не знаю.

– Разве она вам не написала, не позвонила?

– Я не люблю разговаривать по телефону. Разве я вам об этом не говорила?

– В таком случае… вам вообще о ней ничего не известно?

– Лейк превосходно себя чувствует, - повторила она.
– Я это ощущаю своим сердцем. Нет никакой необходимости ни в письмах, ни в звонках.

– Значит, - взорвалась Карен, - за эти два года вы даже не предприняли никаких попыток связаться с вашей единственной дочерью? Мне это кажется немного странным, миссис Истмэн, если вы соблаговолите простить мне эти слова. Я бы на вашем месте так не поступила.

– Вы не похожи на нас, - сказала Эвелин.
– Вы не верите, что иногда люди могут быть счастливее в отрыве от семей. Мне кажется, что к ним относится Лейк. Она здесь никогда не была счастлива.

"Вы не похожи на нас". Карен обвела взглядом комнату. Она вспомнила, как ее собственная мать украсила дом фруктами из пластика и фальшивым хрусталем. Карен всегда хотелось жить в таком прекрасном доме, как этот особняк Истмэнов. Отбросив в сторону всякую иррациональность, она никак не могла понять, как Лейк могла быть несчастной в этом доме, где полно таких дорогих, прекрасных вещей.

Эвелин бесцельно пощипывала рукава платья. У нее были крупные руки, которые не сочетались с ее природной элегантностью, крупные руки со множеством коричневых пятнышек.

– Она гуляла по этому дому, - Эвелин, скосив глаза, отдавалась воспоминаниям о прошлом, - не как обычный ребенок. Нет… она всегда создавала много шуму, всегда разбивала вещи, все время что-то искала, исследовала. Она была как будто ребенком понарошку, маленьким пришельцем. Словно чужие люди привели ее сюда и через несколько дней зайдут, чтобы забрать ее снова. Она была всегда настороже. Я никогда, по сути дела, не чувствовала, что она была наша, членом нашей семьи. Карл, мистер Истмэн, это понимает, - на какое-то мгновение ее отстраненность рассеялась.
– У меня не очень хорошая память. Кажется, прежде она была лучше. Но я все же помню… - вдруг она резко передумала.
– Мне кажется, Лейк более счастлива в отрыве от дома.

– Неужели вы не скучаете по ней? Неужели вы не беспокоитесь о ней?

Побледневшая женщина молчала.

– Неужели вы ее не любите?

– Я ее люблю как умею, - медленно ответила Эвелин.
– Но вы должны понять, что она, по существу, никогда не была нашей, настоящим членом семьи. Карл это понимает, он понимает на самом деле. Я рада, что ее здесь больше нет, - указав рукой на сияющий чайный сервиз, она спросила: - Не хотите еще чаю?

– Нет. Прошу меня извинить, - сказала сквозь зубы Карен.
– Мне пора.

Эвелин протянула ей руку - руку королевы, - оповещая об окончании аудиенции.

– Благодарю вас за визит. За то, что решили повидать меня.

Так как Карен проигнорировала ее руку, Эвелин, подняв ее, прикоснулась к брошке на горле. Это была дорогая брошь, на ониксовом камне виднелись серебряные инициалы "Э.П.".

– Нет, я пришла сюда совершенно по другому поводу, - резко сказала Карен.
– У меня не было никакого желания видеть вас.

Она нигде не видела своего жакета, и поэтому решила, хотя это ей и претило, узнать об этом у Аманды. Поднимаясь по внушительной мраморной лестнице, она услыхала, как верная Аманда честит кого-то на все корки.

– Да провались ты, подлая сука!
– кто-то гневно бросил ей.

– Я покажу тебе суку, - взвизгнула Аманда, демонстрируя недостаток собственного воображения.
– Я покажу тебе такую суку, что не обрадуешься. Тошно станет.

Любопытство все же взяло верх. Карен взбежала по лестнице, чтобы увидеть, у кого же хватает мужества перечить этой представительнице американской готики. Оппонентом Аманды оказалась милая чернокожая девушка приблизительно одного с Карен возраста. На ее униформе был пришпилен значок со словом "Сейчас".

– Послушайте, я приехала сюда всего на один день, - убеждала она воинственно настроенную Аманду.
– Откуда мне было известно, что не нужно здесь убирать?

– Ты знаешь, ты все отлично знаешь!
– гремела Аманда, и лицо у нее постепенно багровело.
– Тебе запрещено убирать в кабинете мистера, и ты это прекрасно знаешь.

– Если вы прекратите орать, то я убирать не буду.

Но это не остановило разгневанную горничную.

– Ты приходишь сюда, приводишь все в страшный беспорядок в кабинете мистера, а я при этом должна, значит, молчать?

У Аманды оставалось еще немало пара внутри, и она, судя по всему, не желала его тратить понапрасну.

– Если бы только не твоя мать… ты только посмотри, что ты здесь натворила? Нет, ты посмотри!

Один ящик был выдвинут из письменного стола и покоился на стуле.

– А это ты видишь?
– возразила чернокожая девушка.
– Я убирала на место его карандаши, а вы тут заявились и принялись орать… Я так ошалела, что вытащила этот ящик по ошибке. Большие дела. Сейчас запихну обратно. Я ведь ничего здесь не разбила.