Шрифт:
В воскресенье они вышли из сельского пригорода столицы в сопровождении полицейского, который обнаружил себя идущим за всем воинством, рядом с Титой, сидящей на телеге, а не рядом с арестованным, которого он должен охранять.
Перед входом в город, где стояла стража, Тита намекнула ему, что следует поторопиться и идти рядом с Ахавом.
Страже было сообщено, что Ахав идет во дворец Кагана – получить официальное разрешение на освобождение детей, и полицейский сопровождает его.
Позднее, в тот же вечер они дошли до международного квартала, до улиц и домов, в которых проживали болгары. Слепцы были встречены с большим волнением в культовом доме болгар, покрыли пол соломой, которая была предназначена для покрытия крыши. И слепцы расположились там на ночь.
Утром в понедельник было решено, что посланец пойдет во дворец и сообщит Кагану о приходе Ахава.
«Мы все расскажем сами, – сказали слепцы, – не нужен никакой посланец.
Так и сделали.
Они шли, ведомые командирами на площадь. Площадь эта, на берегу реки, напротив одного из балконов дворца на Дворцовом острове, была красиво вымощена. Представители разных народов там выступали с песнями и танцами. Публика собиралась внизу, а с балкона любил наблюдать царь.
День за днем слепцы пели песню, состоящую из шести строк:
Ахав здесь, Ахав пришелОн взял на себя ношу, которой все пренебреглиПесах умер в одной из далеких конюшенСудьба его страшна, дьявол Самбатион привел к этомуСлепцы Болгарии поют тебе великий КаганСлепцы Болгарии идут за тебя насмерть.В воскресенье Каган не был во дворце. В понедельник он был занят с новой шестнадцатилетнем девственницей с пылающими щеками и прекрасной грудью, по имени Ранэ. Никто не мог его найти, и все важные встречи велись без него. В среду, после трех ней болгарских песнопений, он вышел, наконец, на балкон.
«Сходи и узнай, в чем дело, – сказал он одному из министров, – слепцы эти разбивают мне сердце. Я не в силах их встретить. Иди, узнай всё, и реши, как я бы это решил»
«Ты бы решил облегчить или усилить наказание?»
«Облегчить, облегчить».
«Насколько?»
«Намного».
Выслушал министр Ахава и так сказал ему: «Иди освобождать похищенных детей. Выбери хитроумный путь со всяческими уловками. Только не останавливайся из-за того, что чего-то тебе будет недоставать. Всё, что тебе будет необходимо – ты получишь, любую помощь. Только сообщи мне».
На следующий день Ахав получил документы для перехода границ, в которых писалось, что Ахав и все его сопровождающие действуют именем Кагана Хазарии. Удостоверение было написано на иврите. На обратной его стороне надпись была в переводе на арабский язык, каллиграфия которого ныне забыта. Ахав объяснил, куда ему необходимо дойти.
Успокоились Тита и Ахав, а полицейский вернулся на место своей службы.
Ахаву необходимо было решить, что сделать раньше, двинуться в страну Израиля или заняться материалами в институте по изучению демонов.
Второе виделось более логичным перед тем, как пуститься в путь. Чем больше он будет знать о бесе, тем легче ему будет его найти. Но слепцы уже дышали ему в затылок, и были заведены, как мотор перед соревнованием в гонках. Конечно, этот образ будущего, и Ахав бы использовал сравнение «как топчущийся конь» или «как бык, жаждущий напасть», но что мне эти кони и быки.
Пошел Ахав в еврейский квартал – разыскивать купца из страны Израиля.
Во всех лавках были мешочки с песком Святой земли. И продавцы сказали, что израильтянин должен приехать через четыре дня. В воскресенье.
В этот день Тита и Ахав, обещав слепцам великие события, вышли по дороге на запад, вдоль Хазарского моря. Волны накатывали на плоский берег, раковины скрипели под ногами. На горизонте видна была желтая пустыня.
В полдень, когда солнце стояло в зените, вскочили десятки грузчиков, ожидавших их на дороге, всякие таможенники, полицейские, агенты, купцы. И все закричали, примерно, одно и то же: «Вот он!»
Глава восемьдесят восьмая
Они добрались до Иерусалима через Багдад. Это единственная дорога, объяснил им иерусалимский купец.
Он привез груз – темный краснозём с обломками камней и костей, который добывали из каменоломни в двух шагах от восточных стен города, то есть в двух шагах от Храма.
Конечно, надо было больше остановиться на описаниях Иерусалима, но так как солдатка из военно-полевой школы Идит Шехтер попросила меня в письме, чтобы следующую мою книгу я написал об Иерусалиме, то я не буду сейчас его описывать, ибо эта книга о Хазарии, только о Хазарии.
Может, и вправду стоит написать об Иерусалиме, каким он был тысячу сто лет тому назад. Но это будет другая книга. И может, эту главу восемьдесят восьмую припомнят в истории национального уклонения, как великую главу автора, который увильнул от описания Иерусалима. Но я не в силах этим заняться.