— Кать, а ужасы то зачем живописать? — Виктор Михайлович нашептывал в ушко, в перерывах между нежными поцелуями в шею. — Ты же течешь, моя сладкая. Проснись, маленькая, и не стесняйся. Ты же как огнемет. Или тебя угрозы заводят? То-то я погляжу, эко тебя садокомплекс выгибает.

— Еще бы, я твое фото парализованно-слюнявое над постелью повешу. Для визуальной стимуляции.

— Упорная какая. Ведь хорошо, признайся?

— Пошел ты в жопу, — пробормотала Катя, кусая губы. — Давай, натягивай. Переживу как-нибудь. Не впервой.

— Вот черт, как ты сравниваешь? Я же не насильно.

— Само собой. Просто обстоятельствами пользуешься. Каждый на твоем месте обязательно бабу в позу бы нагнул. И тогда тоже обстоятельства были. Соответствующие. Ты же человек всезнающий, досье читал.

Руки Виктора Михайловича замерли. Он все еще дышал в пахнущие солнцем светлые пряди, но без былого жара:

— Кать, а ты действительно тогда его ножницами?

— Половинкой ножниц. Да ты не переживай, на месте твоя бритва. Я по карманам напарника не шарю.

Виктор Михайлович горестно вздохнул:

— Да, первый раз мне такой кайф обламывают. Старею. Что ж ты такая злая, а, Кать?

— Я вялая. Два года назад я бы тебе уже горло перегрызла. Точно, стареем мы, товарищ майор. Можно я встану?

Виктор Михайлович разжал объятья, и девушка встала. Майор остался лежать, укоризненно глядя на боевую подругу.

Катя кивнула на его кальсоны:

— Удобная одежка, да? Расстегивать не нужно.

Витюша без тени смущения привел белье в порядок:

— Ты хоть глянула бы, от чего отказалась. Зря, между прочим. Я не эгоист, постарался бы ублажить на все двести процентов, слово офицера.

— Не гони, какой ты офицер? Сука ты, а не чекист. Романтики возжелал на боевом задании? Приятное с полезным совмещаешь, да? Да, я тебе в морду харкнуть и уйти никак не могу. Я вообще с тобой сейчас ничего поделать не могу. Мне задание выполнить нужно, понял, майор? Я же не за карьеру работаю и не за срамное жалованье. Урод, бля, — Катя сплюнула в угол и принялась натягивать узкие полусапожки.

— Ладно, разматерилась она, — пробормотал майор и почесал округлое брюшко. — Куда собралась? Ложись, не трону. Все настроение испоганила, монашка идейная.

— В сортир схожу. После тебя, майор, хочется чего-то чистого, свежего.

Посещение уборной с ржавым умывальником и устоявшимся духом революционной свободы Катиного настроения ничуть не улучшило. Постояла перед мутным зеркалом. Печально. Попадаешь на сто лет назад, а вокруг все те же мужики-козлы, та же вонь и вопиющая бессмысленность бытия. Ничто не меняется в этом мире. Да и иные "кальки" не лучше. Хотя там иной раз дышать полегче.

Снизу, очевидно из сортира первого этажа, доносились неприличные звуки. Ритмично охала женщина. Звякало ведро и хрипел мужик. Где-то подальше вздорно хохотали и чокались под гнусавый голос граммофона. Катя покачала головой, пойти, что ли, расстрелять это музыкальное чудище?

До номера Катя добраться не успела. На лестнице загромыхало, и в узкий коридор ввалились двое добровольцев. Френч одного был расстегнут, виднелась несвежая нижняя рубашка, портупею с шашкой и кобурой револьвера освободитель нес в руке. Второй, низенький и вертлявый, был отягощен тремя новенькими фуражками, не считая своей, криво надетой на голову.

— Отстал наш Андре, — расстегнутый воин звучно рыгнул, наполнив коридор густым ароматом свекольного самогона, — Я говорил, нельзя его одного отпускать.

— Он по ба… ба-бам, — выговорил чернявенький, обессилено опираясь о стену.

Представители доблестной Добрармии пребывали в критической стадии опьянения. Катя попятилась к спасительному туалету. Но было поздно, блуждающие взгляды поручиков сфокусировались на женской фигуре.

— Мадмуазель, почему вы не с нами? — изумился рассупоненный офицер.

— Действительно?! — чернявенький уронил фуражки, попытался за ними нагнуться, но махнул рукой. — Мадмуазель, милости пр-просим в наш скромный приют, — он рывком выдернул из кармана ключи от номера.

— Господа, ночь на дворе, — пробормотала Катя, норовя прошмыгнуть между мужчинами. — У меня муж плохо себя чувствует. Утром я вас представлю, выпьем чаю с плюшками.

Фокус не удался, высокий поручик с пьяной решительностью преградил девушке путь.