Рина засмеялась чему-то сказанному и добавила: - Ничего не надо. Не бойся, они не кусаются. – Выждав театральную паузу, многозначительно произнесла, - В основном! – И снова мягче, нежнее, - Я тебя тоже.

Когда, закончив разговор она снова повернулась к сестре, та уже снова могла дышать свободно.

– Ну, что ж, Вик, похоже ты уже сегодня получишь ответы на свои вопросы, - Подмигнула Рина ей.

Женщина радостно улыбнулась и тут же снова скорчилась от боли.

– Ох, - она сделала, глубокий вдох, - Ты уж извини, Ринусь. Но сегодня вряд ли. Кажется моя дочурка решила появиться на свет.

Марина побледнела и, подтолкнув с интересом вертящегося рядом малыша в сторону двери, произнесла:

– Мить, солнышко, бабушку с папой зови.

Но малыш заупрямился и вывернувшись бросился к матери, намертво цепляясь в ее ноги.

– Мам, мам, - напугано лепетал он.

– Все нормально, Митенька, все хорошо.

Марина видимо поняв, что ребенка не удастся выпроводить с кухни, громко крикнула.

– Мам! Сереж! У Вики схватки!

Спустя несколько секунд все оставшееся семейство было уже здесь, наводя ужасную суету, но Таяр уже не обращал на это внимания. Его взгляд неотступно следил за женщиной, командным голосом раздающей распоряжения.

– Сережа, дуй домой за документами. Коля, заводи машину, везем Вику в больницу. Маришка остаешься с Митенькой, только не спалите мне тут ничего!

Ясмин сильно изменилась, с того времени, когда он видел ее в последний раз. Но у него не было сомнений, что перед ним бывшая любовница его отца. Злость затопила все существо.

Джинния. Воробушек все же чертова лицемерная джинния, скрывающая свое истинное лицо под маской невинности.

Осознание предательства оказало на него оглушающее действие и он стоял как вкопанный, до тех пор пока квартиру не покинули все, кроме Рины и ребенка.

Таяр злился и не понимал, почему ее обман, так волнует его.

В дверь позвонили и он вместе со всеми на автомате двинулся к ней. И словно всего увиденного было мало, там джинн столкнулся с обаятельным светловолосым мужчиной, который, по-хозяйски обняв, целовал его женщину.

– Прости, Макс. – Разрумянившаяся Марина оторвалась от него. – Но никого нет. – Девушка развела руками.
– Вика неожиданно решила рожать. Все уехали с ней, кроме меня, оставленной няней для Мити.

– Ничего страшного. Я никуда не тороплюсь. – Мужчина тепло улыбнулся, вызывая скрежет зубов у Таяра.

– Митя – это Максим мой жених. Максим, этот взрослый умный мальчик – мой племянник. – Девушка спокойно представляла мужчин друг другу, а Таяр был уже не в силах сдержать бешенства.

– Все хватит, Марина! – Прорычал джинн. – Поиграли и хватит. Разрывай чертову иллюзию! – Крикнул он, видя, что девушка вздрагивает и ежится как от холода. – Рина! – Во всю силу легких сотрясал воздух Таяр. – Я сказал, просыпайся!

Джинния нахмурилась, сжала губы, но даже не взглянула в его сторону, хотя явно что-то слышала и чувствовала.

– Мариш, что-то случилось? – Обеспокоился хлыщ.

– Нет, - Марина растянула губы в улыбке, - Нет. – И джинна выкинуло из сна.

Таяр с удивлением взирал на все еще неподвижную фигуру, не понимая, что не так. И начиная испытывать беспокойство.

***

Клидис не знала куда ей приткнуться, где найти место для себя. Джинны, оповещенные о наказании, смотрели на нее с нездоровым любопытством, вызывая дикое желание стать невидимкой, сбежать, укрыться.

Она попыталась затеряться среди людей, но не смогла вынести такого близкого нахождения рядом с ними. Стихия сушила и подтачивала изнутри, доводя до болезненного помешательства.

Бездумно мерея шагами улицу, джинния видела, как прохожие шарахались от нее, предпочитая перейти на другую сторону дороги или свернуть куда-нибудь, будто чувствуя излучаемую ею опасность. Наверное она представляла жуткое зрелище: обезвоженная, потрескавшаяся кожа, горящая болезненной краснотой; безумные глаза сверкающие чернотой и высохшими кристалликами так и непролитых слез; торчащие во все стороны ломкие волосы… Ведьма, не иначе.

Хриплый всхлип вырвался из груди. Она просто хотела любви, она отдала все… А взамен… получила медленную мучительную смерть.

Не мог Исиб, вычерпывая из нее краденные и скрупулезно скапливаемые силы, не знать, что свои она давно и безвозвратно отдала его сыну.

За что? За то, что любила? За то, что стремилась выжить любой ценой? За то, что хотела добиться власти, чтобы убаюкать уязвленную гордость? Доказать, что не вещь, о которую можно безнаказанно вытереть ноги?

Месть, как сладко было слово, но как пусто сейчас было у нее на душе. Пусто, как в бездонном колодце…

Решение пришло внезапно, и даже боль на мгновение отступила.