Шрифт:
– Тебе же мой будильник мешает…
– Согласна. Это лишь повод. Главное, что нам плохо вместе и лучше разойтись.
– Расходись… А Ваня останется со мной.
Я сочувствующе рассмеялась:
– И что ты с ним делать-то будешь? Ты даже не представляешь, как ухаживать за детьми… Не смеши.
– Вот и посмеемся вместе… потом. Ты лучше меня не трогай. Живешь нормально, в шикарном доме, не голодаешь; книги купил, как ты просила…
– Боже мой! Книги купил… Ты даже не представляешь себе, что можно жить по-другому! С теми же возможностями, но по-другому! Другими интересами, что ли…
– Это ты с дурами-подружками обсуждай. Лей им в уши… Какой я урод, как ты несчастна… Мне это неинтересно. Кстати, если еще раз я услышу, что ты на меня жалуешься – вылетишь отсюда и даже вещей не успеешь собрать…
Я остолбенела. Откуда он мог это знать? Только вчера я жаловалась по телефону Жанне, что Роберт не ночевал, хотя я очень просила его привезти Ване капли для носа.
Роберт полез в портфель и вытащил оттуда несколько магнитофонных кассет.
– На, послушай! – и швырнул на стол.
У меня все оборвалось внутри. Значит, он меня прослушивает так же, как когда-то прослушивал первую жену.
Все вернулось бумерангом.
Роберт уехал на работу, а я открыла дверь на улицу и вдохнула всей грудью чистый подмосковный воздух.
«Вот и все. Скоро перевернется еще одна страница моей жизни, наверно, самая важная в жизни любой женщины – семейная».
Я уйду отсюда, потому что концерт окончен. Больше ждать нечего.
Я боролась как могла. Всеми правдами и неправдами. Верила, лечила, соучаствовала, молилась, родила сына, спасала, «изменяла отношение», прощала и ждала.
Больше ждать нечего».
…На соседнем участке копал грядки сосед Матвей Егорович.
Он устал и выпрямился. Воткнул в землю лопату и несколько раз прогнулся назад, разминая затекшую спину.
А потом он обернулся на наш дом. Наши глаза встретились.
…Я прощалась с этим местом, с Назарьевом, с лесом, с утлым соседним домишкой и этим стариком, с которым мы даже не были знакомы.
Я передала в своем взгляде всю боль, которую мне пришлось здесь пережить…
А он смотрел на меня и думал: «Живут же люди…»
Глава VIII
Снегу было много; это мешало бежать.
Из носа непрерывно текла густая черная кровь. Она заливалась в рот, я сплевывала ее прямо на шубу.
Страх и отчаяние гнали вперед. Главное – выбраться за ворота…
Слезы не давали возможности разглядеть дорожки, и непослушные ноги все время проваливались в сугробы, образуя глубокие черные дыры.
Впопыхах наброшенная шуба отдельно от тела беспорядочно махала пустыми рукавами, напоминая огородное «пугало».
Уже близко ворота… Пульт, где пульт…
Спасительные секунды были потеряны. Пульт выскользнул из дрожащей руки и упал в снег.
Сзади послышалось тяжелое злобное дыхание.
– Убежать хотела, сука?! Получай! – размахнувшись, Роберт ударил прикладом ружья по моим ногам.
Я рухнула в снег.
– Я – алкоголик, да?!! Я – тварь?!! Что ты там еще про меня говорила?!
Роберт стал наносить ногами удары по телу, норовя попасть в лицо:
– Я тебе жизнь испортил?! Да? Не слышу!! Что так тихо? Больно, да??!! А мне не больно видеть, как ты меня ненавидишь?!
Я вертелась на снегу, стараясь из последних сил защитить лицо и зубы. «Если выживу, как я выйду на сцену?» – упрямо вертелось в голове.
– Роберт, пожалуйста! Не надо!!! Отпусти!!! Помогите, кто-нибудь!!! – кричала я.
На соседнем участке зашлась лаем собака. Роберт, как заправский футболист, подпрыгнул и ударил ногой в грудь.
Жуткая боль резанула где-то в районе ключицы.
– Я сейчас тебя прямо здесь пристрелю, и ни одна сука не найдет, – злобно прошипел Роберт и, оглянувшись на соседский участок, направился в дом.
«Ну почему бабы такие нерешительные дуры? Иметь пистолет и не взять его с собой», – мелькнуло в голове.
Я лежала ничком, лицом в снегу.
Сгребла горсть здоровой рукой и приложила к носу. Инстинкт самосохранения…
Потом сидела, раскачивалась… Как будто баюкала свою боль.
На лице таяла маска «кровь со снегом» и бурой массой стекала мне на грудь.
Я снова сгребла снег и почувствовала в руке твердый брелок.
«Пульт!»
Роберт уже входил в дом. Добежать он не успеет…