— Разумеется, мое мнение…

— Так почему ты так хорош с Василием Иванычем?! Я до сих пор думал, что ты любишь и уважаешь его… ну, тогда ваши отношения понятны… Но разве можно оказывать расположение человеку, пользоваться его дружбой, занимать у него деньги, хвалить в глаза его педантизм и за глаза отзываться с презрением?!. Значит, ты все время лицемерил с ним, Юлка! А ведь я знаю, Василий Иваныч искренне тебя любит…

— Это еще что за инквизиция? — перебил Непенин.

— Это необходимо… Я, Юлка, был с тобой дружен… Я не верил, когда товарищи обвиняли тебя в пролазничестве… Я всегда защищал тебя, ты знаешь… Мне, правда, не нравились твои честолюбивые идеи, твое самолюбие, твое желание выставиться перед адмиралом, твои отношения к матросам, полные пренебрежения, но ты умный человек, Юлка, я многое прощал тебе и думал, что ты сам поймешь свои недостатки и избавишься от них… Я думал, что ты иногда рисуешься, напуская на себя бессердечие… Но теперь… Послушай, Юлка, мне тяжело говорить, но я должен… Ты обманываешь людей…

Если бы Лесовой, говоривший свою филиппику с горячностью и негодованием правдивой оскорбленной души, мог видеть жесткую, презрительную улыбку, искривившую губы его нетерпеливого слушателя, он, наверное, замолчал бы с первых же слов. Но темнота не позволяла ему видеть лица Непенина, и потому Мечтатель, веровавший, как и все мечтатели, в чужую совестливость, продолжал:

— Послушай, Юлка!.. Ты поступаешь… скверно, ведь играть людьми — подло! Я понимаю: тяжело сознаться в подлости, но лучше сознаться, чем продолжать двойную игру… Ты обязан завтра же откровенно объясниться с Василием Иванычем. Пусть по крайней мере он не заблуждается на твой счет.

— То есть прийти и сказать ему: «Василий Иваныч! Вы — добродушный дурак, влюбленный в чистоту и гоняющийся за пустяками, созданный для того, чтобы работать, как вол, и оставаться в тени!» Очень остроумно придумано… Спасибо за умный совет! — проговорил Непенин с насмешкой.

— Ты, значит, отказываешься? — сухо спросил Лесовой.

— А ты думал, послушаюсь тебя и разыграю болвана? Благодарю! Я проживу и своей головой и буду пользоваться дураками как мне вздумается, не отдавая никому отчета!

— В таком случае, с этого момента наши отношения кончены… Мы более не говорим! — промолвил медленным, грустным голосом Мечтатель. — Можешь как угодно объяснить товарищам наш разрыв. Я никому ни слова не скажу о причине! — прибавил он.

В саду раздались звуки шагов по песку, и все стихло.

Василий Иванович поник головой и как-то весь съежился в кресле. Несколько времени он сидел неподвижно…

— Господи! сколько подлости в этом мальчике! — наконец прошептал он. — «А этот Лесовой… какая разница! А я еще считал его холодным, скрытным, сухим и нередко придирался к нему!» — вдруг вспомнил Василий Иванович.

Бессердечный, сухой эгоист — его любимец, этот «открытый, симпатичный» Непенин, каким считал его до этой минуты Василий Иванович. Хорош симпатичный юноша!..

И чувство обиды, разочарования и сожаления охватило правдивую, бесхитростную душу Василия Ивановича, забывшего и об ужине, и о cherry coblar, и о миссис Эмми.

— Вы понимаете, Василий Иванович, какая история! — восторженно восклицал Карл Карлович, уписывая за обе щеки салат из омаров. — И тут апельсины, и там апельсины… Везде апельсины и апельсины! О, это очень красиво было смотреть, Василий Иванович… Вам непременно надо поехать… Да!.. И так мы все ехали, ехали и весело разговаривали, пока не приехали к одному… к одному… Ах, как это по-русски?..

И Карл Карлович, всегда любивший обстоятельно и подробно передавать свои впечатления, остановился на средине речи, досадуя, что не может приискать соответствующего выражения.

— К озеру, что ли? — наобум подсказал Василий Иванович.

— Ах, нет! Какое озеро! — возразил с досадой Карл Карлович. — Ну, одним словом, узкое такое место… Ну, да… Ущелье! — воскликнул Карл Карлович, обрадованный, что нашел слово. — Ну, мы приехали к ущелью…

— А дальше что было?

— Дальше, Василий Иванович, вообразите себе, за этим ущельем сейчас крутой обрыв. И мы все вышли туда смотреть это историческое место, Василий Иванович… Много лет тому назад… Я позабыл, сколько именно лет тому назад, хотя проводник и говорил нам, но я забыл… Так много лет тому назад, Василий Иванович, была здесь война… гражданская война… Одни хотели одного короля, другие хотели другого короля… И вот, одни канаки загнали других канаков в это ущелье, и давай их с обрыва вниз… Очень нехорошо… Бррр!.. Прямо в море… Вы понимаете, какая история, — снова повторил доктор свое любимое выражение, употребляемое им кстати и некстати.