Шрифт:
— Хорошо, я перепишу сценарий. А теперь принесите мне, наконец…
— Нет, если хотите, я прочту его еще раз и скажу вам все, что там не так. Вам это ничего не будет стоить, господин Стейнберг, не пугайтесь. Ну, может быть придется съездить разок в Америку, чтобы встретиться с вами. У меня есть много, о чем вам рассказать. Наедине, разумеется. Но сейчас не получится. У меня дел полно. Если бы вы только знали, как я все переживаю. Вот взять "Алексис Зорбас"…
— Я получу свое яйцо или нет?
— Сожалею, но в шабат мы яиц не подаем. Но если бы я вам рассказал о своей жизни, господин Стейнберг, вы заработали бы целое состояние. Я мог бы ее сам описать, мне все так и говорят, мол, я дурак, что не пишу роман, оперу или что-нибудь еще. Но разве я им всем не говорю, чтобы оставили меня в покое, я это отдам Стейнбергу. Что вы на это скажете?
— Завтрак, или…
— Например, два года назад. Летом. Уже к концу лета, когда я с женой отправился в Содом. Вдруг, знаете ли, машина останавливается, шофер выходит, поднимает капот и — вы знаете, что он сказал?
— Любезнейший, оставьте мою бороду в покое! Оставьте ее!
— Он сказал: "Карбюратор накрылся". Вы представляете?! На полпути к Содому у него там карбюратор накрылся. Видно, он полагает, я его ему найду. Это же полная чепуха. Карбюратор накрылся. Целую ночь мы просидели в машине. А это была холодная ночь, очень холодная. Вы должны так и написать, господин Стейнберг. Вы должны из этого сделать настоящий бестселлер. Я вам говорю: то была такая ночь, что никакой Алексис Зорбас… Эй, куда же вы? Я еще не закончил, господин Стейнберг! У меня для вас целая куча историй! Как долго вы еще здесь пробудете?
— Я улетаю ближайшим самолетом!
— Господин Стейнберг! Да подождите же, господин Стейнберг… Ну, вот, сначала говорит, что хочет пробыть тут целый месяц. Ты смотри…
Где находится улица Церковиц
В Израиле турист может найти все на свете легче, чем нужную улицу. Мы — воюющий народ, у которого нет времени карабкаться по пожарным лестницам и рассматривать дорожные указатели. Как предупреждение потенциальному приезжему я позволю себе рассказать следующую историю.
Как-то шатались мы с моим пресловутым другом Йоселе по бульвару Ротшильда. Темы для разговора были уже исчерпаны, а новый начинать нам не хотелось. Вдруг я увидел, как Йоселе вытягивается и прислушивается, как кто-то бормочет неподалеку непонятное слово "Церковиц". Сразу же вслед за этим он пристает к первому же безобидному прохожему: "Простите, вы не скажете, где здесь находится улица Церковиц?"
— Какой дом вам нужен? — спрашивает безобидный прохожий.
— Номер 67. Третий этаж.
— Церковиц… Церковиц… Видите вон ту широкую поперечную улицу? Да? Ну, вот, улица Церковиц будет на ней, первый поворот налево.
— Не второй? — спрашивает Йоселе.
— А почему она должна быть второй?
— Я думаю, что она будет второй.
Наш прохожий начинает проявлять первые признаки нетерпения:
— Если бы она была второй, я бы вам так и сказал, что вторая. Но она первая.
— Откуда вы это знаете?
— Что вы имеете в виду — откуда я это знаю?
— Я имею в виду: может быть, вы на этой улице живете?
— Один мой друг там живет.
— Бобби Гроссман?
— Нет, один инженер.
— А кто вам сказал, что Бобби Гроссман — не инженер?
— Извините, но я вообще не знаю никакого господина Гроссмана.
— Конечно, вы его не знаете. Первая улица налево — это бульвар Бирнбаума, а не улица Церковиц.
— Да, верно… Гм. Но какая же тогда улица Церковиц?
Если у Йоселе что-то спросить, он редко затрудняется с ответом. Так и сейчас:
— Церковиц… Церковиц… погодите-ка. Идите прямо, повернете в первую улицу направо, и там будет третья улица слева.
— Большое спасибо, — говорит безобидный прохожий, который больше уже не знает, что делать. — Извините за беспокойство.
— Ничего страшного.
Мы расходимся. Безобидный идет прямо, сворачивает направо и устремляется на улицу Церковиц. Вероятно, там он вскарабкается на третий этаж дома № 67, прежде, чем до него дойдет, что он там ничего не потерял.
Йоселе и я садимся на ближайшую скамейку.
— Самое смешное, — говорит Йоселе через некоторое время, — что улицы Церковиц вообще не существует.