— Конечно, ты не сможешь мириться с таким, малышка, — сказал мистер да Сото.

Гарриэт внезапно осенила мысль.

— Когда пришло последнее из этих писем? — спросила она Лейлу.

— Не знаю. Мы больше не дружили с ним, после того как я подружилась с Луисом. Но думаю, ма Лефранс расскажет вам. Мало есть такого, чего не знала бы ма Лефранс.

— Вы с Алексисом жили вместе, когда были друзьями? — прямо спросила Гарриэт.

— Конечно, нет; спрашивать у девушки такие ужасающие вещи…

— Я хотела сказать… в одном и том же доме?

— О нет! Мы довольно часто встречались, но разумеется, после того, как мы с Луисом стали друзьями, я сказала Полю, что было бы лучше нам больше не видеться. Видите ли, Поль так любил меня, и Луис мог вообразить всякие вещи, не так ли, Луис?

— Голову даю на отсечение, милая.

— Вы рассказывали об этих письмах полиции?

— Нет, что вы, нет, — решительно ответила мисс Гарланд. — Не сказала бы, что я не могла сделать это. Но если бы меня об этом спросили пристойно… Однако, манера, которой действовал этот тупоголовый Умпелти… вы бы решили, что я не заслуживающая уважения девушка. Так что я сказала ему: „Ничего не знаю об этом и у вас нет ничего против меня“, — сказала я, — и вы не имеете права заставлять меня отвечать на ваши глупые вопросы, пока не отвезете меня в ваше отвратительное полицейское управление и не предъявите мне обвинение», — сказала я. Тщательно поставленный голос мисс Гарланд вышел из-под контроля и превратился в пронзительный визг, и я сказала: «А если вы это сделаете, то произойдет скандал, — сказала я, — поскольку мне ничего не известно о Поле Алексисе, и мы не виделись с ним вот уже несколько месяцев, — сказала я, — и вы можете меня спрашивать сколько угодно, и если вы будете запугивать такую уважаемую девушку, то не оберетесь неприятностей, мистер Румпелти-Бумпелти, — сказала я, — а теперь вы знаете, куда идти, где находится дверь, вам известно». Вот что я сказала, и в этой стране имеется хороший закон, чтобы защитить такую девушку, как я.

— Ну не пройдоха ли! — восхищенно воскликнул да Сото.

Похоже, нельзя было добиться большей информации от Лейлы Гарланд, которую Гарриэт мысленно охарактеризовала как «обычную авантюристку, глупую как обезьяна». Что касается да Сото, он выглядел довольно безвредно, и, по-видимому, у него не было веской причины разделаться с Алексисом. Гарриэт никогда не понимала этих вкрадчивых людей смешанной национальности. Как только она подумала об этом, да Сото вытащил свои часы.

— Прошу меня извинить, леди и джентльмены. Сегодня в два часа у меня репетиция. Как всегда по вторникам и четвергам.

Он поклонился и покинул их своей гибкой походкой, сочетающей в себе одновременно и лень и заносчивость. Намеренно ли он упомянул о четвергах, чтобы направить внимание на алиби в четверг, восемнадцатого? И откуда он знал время, требуемое для алиби? Такой исключительно важной подробности не позволили бы попасть в газеты. Невероятно, что такое сделали бы пока не закончилось следствие. И еще — не мог ли он придать этому замечанию некую значительность? Алиби зависит от репетиционного оркестра, и было так просто закрепить его или опровергнуть. Тогда Гарриэт пришло в голову объяснение: полиция уже допрашивала да Сото о его передвижениях в последний четверг. Но наверняка они специально не выделяли время совершения преступления с такой точностью. Они решили, что чем меньше людей знают об этом, тем лучше — ведь это поможет расследованию, если кто-то начнет нарочито подчеркивать свое алиби на два часа дня.

Гарриэт возвращалась с Антуаном и по-прежнему совершенно не знала, что делать с да Сото. Было всего четверть третьего; у нее имелось время осуществить новый план, сложившийся у нее В голове. Она положила кое-какие вещи в небольшой чемоданчик и отправилась побеседовать с миссис Лефранс, квартирной хозяйкой Поля Алексиса.

Дверь неприглядного обшарпанного дома, где сдавались меблированные комнаты, Гарриэт открыла тучная особа с бронзовыми волосами, одетая в розовый халат, в спущенных почти до пят чулках и зеленых вельветовых тапочках; ее обильно напудренную шею охватывала нитка бус из искусственного янтаря; бусины напоминали собой голубиные яйца.

— Добрый день, — поздоровалась Гарриэт. — Я ищу комнату.

Дама проницательно посмотрела на нее и поинтересовалась:

— Профессионалка, милочка?

Ответить «Да» было искушением, но небезопасно. Миссис Лефранс выглядела так, словно то, что она не разбирается в профессионалах, могло быть написано на трехпенсовой монете. Кроме того, Гарриэт стала хорошо известна в Уилверкомбе, и едва ли она могла надеяться, что ей удастся скрывать кто она такая.

— Нет, — ответила она. — Я пишу книги. В сущности, миссис Лефранс. я — та самая особа, которая на прошлой неделе нашла бедного мистера Алексиса. Я остановилась в «Респленденте», но там ужасно дорого, и я полагаю, что если ваша комната все еще свободна, то я могла бы снять ее.

— Надо же! — с жаром сказала миссис Лефранс. Она открыла дверь чуть пошире, но, очевидно, по-прежнему колебалась между подозрением и любопытством. — Что ж! Даже не знаю, что и сказать. А вы не одна из этих журналистов?

— О, дорогая, нет, — ответила Гарриэт.

— Потому что с этими парнями никогда не знаешь, на каком ты свете, — сказала миссис Лефранс — Они взволновали меня до смерти, суя свои длинные носы в мои личные дела. Ну конечно ВЫ не можете помочь тут ничем, однако это выглядит весьма интересно, что вы нашли бедного мальчика, не так ли, милая? Идемте. Вы извините меня за мой халат, правда? Если бы я не ходила туда-сюда, туда-сюда, глаз не спуская с этой девушки, что убирается в доме, то не знаю, где бы мы все находились. И вот у меня не было времени привести себя в порядок с утра. На какой срок вам понадобится комната?

— Точно не знаю. Это зависит от того, сколько времени займет у них это расследование.

— Ах да… они же должны сначала найти его, бедного ягненочка не так ли? Знаете, у меня такое больное сердце, и я не могу спать по ночам, думая о том, что его навсегда смыло это мерзкое море Осторожнее, милочка, тут ведерко с углем. Сколько раз я говорила этой девчонке не оставлять его на лестнице! Вот прекрасная комната на первом этаже — она самая лучшая в доме, и вы найдете там удобную кровать. Бедняжка Алексис говорил, что чувствовал себя здесь как дома, а он несомненно был для меня как сын.