Люси повернулась на каблуках и направилась в здание вокзала. В узкое окошко под навесом был частично виден зал ожидания. Я перешел к другому окну, не обращая внимания на толстяка у тележки, но и не забывая о нем. Люси стояла у окошечка кассы с зеленой купюрой в руке.

Рыжий куль зашевелился и двинулся ко мне. Он приближался рывками, словно преодолевая сопротивление изрешеченного тенями воздуха. На мою руку легли два белых мягких пальца.

–  Лью Арчер, n'est pas?
–  спросил он с шутовской ухмылкой.

–  Вы ошиблись.
–  Я отстранился.

–  Ты от меня не отмахивайся, парень. Я тебя прекрасно помню. Ты выступал свидетелем обвинения в деле Сэдлера, и здорово выступал. Мне пришлось повозиться с присяжными, чтобы добиться оправдания. Макс Хейс, помнишь?

Он стащил панаму, и под ней обнаружилась густая рыжая шевелюра. Хитрые глазки влажно поблескивали, как капли темного хереса. Улыбочка была виноватая, изобличавшая человека, который, несмотря на все старания, в свои сорок - сорок пять лет ничего не достиг в жизни. Улыбочка исчезла, и на лице его изобразилось недоумение.

–  Хейс, - настойчиво повторил он.
–  Максфилд Хейс.

Я хорошо помнил дело Сэдлера и его тоже. Я также вспомнил, что его лишили лицензии за подкуп судей в другом уголовном процессе.

–  Я знаю тебя, Мак. Ну и что?

–  А то, что мы сейчас перейдем улицу, я поставлю тебе рюмочку, и мы поболтаем о прежних временах.
–  Слова лопались на его розовых губах, как пузыри. От него уже вовсю разило спиртным.

Я посмотрел на Люси. Она была в телефонной будке в другом конце зала ожиданий. Ее губы быстро двигались у самой мембраны.

–  Спасибо, как-нибудь в другой раз. Мне нужно на поезд.

–  Опять дурака валяешь. Два часа никаких поездов не будет. Боишься упустить девочку, n'est pas? Она сможет уехать только через два часа.
–  Его лицо засияло от удовольствия, как будто он оглушил меня хлопушкой.

Я и впрямь почувствовал себя оглушенным.

–  Кто-то другой валяет дурака. А я сейчас не в настроении.

–  Ну, ну, остынь.

–  Катись отсюда, Макс.

–  Я еще и не подкатился как следует.

–  Проваливай. Ты закрываешь мне свет.

Он сделал шутовской пируэт и издевательски ухмыльнулся:

–  Avee atquee valee, парень, что значит: только шнурки поглажу. Я на общественной территории, где хочу, там и гуляю. И у тебя нет монополии на это дельце. Бьюсь об заклад, ты даже не знаешь, куда сунул нос. Так что у меня преимущество.

Он понял, что я заинтересовался. Его пальцы, как мокрые слизняки, опять легли на мою руку:

–  Люси - моя добыча. Я выиграл ее в лотерею исключительно благодаря своим незаурядным способностям. Сколько лет наизнанку выворачивался, и вот когда мне в руки наконец плывут денежки, я, разнесчастный, по своему пьяному обыкновению, спотыкаюсь об тебя.

–  Вот это речь, Макс. И сколько в ней правды?

–  Ничего, кроме правды, бог мне судья, - он с шутливой торжественностью поднял руку.
–  Естественно, это не вся правда. Вся правда мне неизвестна, так же как и тебе. Давай обменяемся впечатлениями.

Люси вышла из телефонной будки. Как только она покидала замкнутое пространство, ее тело инстинктивно сжималось. Она села на скамейку, скрестив ноги, и согнулась, как будто у нее болел живот.

Хейс легонько толкнул меня локтем. Его влажные глаза сияли, как будто он собирался открыть мне имя своей возлюбленной.

–  Я знаю, что тут можно огрести солидный куш.

–  Сколько?

–  Пятьдесят тысяч. Я хочу войти с тобой в долю. Половина на половину.

–  Зачем это тебе?

–  Боюсь, приятель.
–  В отличие от большинства прирожденных врунов, он иногда не чурался правды.
–  Ударь меня, и вскочит шишка. Стрельни в меня, и польется кровь. Напугай меня, и я потеряю голову. Я не храбрец, поэтому мне нужен храбрый напарник.

–  Для отсидки?

–  Типун тебе на язык. Дело абсолютно законное, можешь мне поверить. Не часто случается огрести двадцать пять тысяч законным путем.

–  Дальше что?

–  Минуточку. Я сказал, обменяемся впечатлениями. Теперь твоя очередь рассказывать. Например, какую историю преподнесла тебе тетя?

–  Тетя?

–  Ну, женщина, дама, какая разница. С мальчишеской стрижкой и брильянтами. Разве не она тебя наняла?

–  Тебе уже все известно, Макс. Пожалуй, тебя ничем не удивишь.

–  Попробуй. Какую она сочинила сказку?

–  О пропавших побрякушках, что-то малоправдоподобное.

–  Ну, мне она почище заливала. Будто бы девушка была служанкой ее покойного мужа, и муж упомянул бедняжку в завещании, а ее саму назначил душеприказчицей. И перед лицом Всевышнего я должна исполнить последнюю волю мужа и вручить Люси ее деньги.
–  Он с большим ехидством воспроизвел фальшивую интонацию Уны.
–  Видно, она думала, что имеет дело с клиническим идиотом.