На трамвае приехал по указанному адресу и захожу в кабинет директора. Без лишних слов зачисляют во вновь набираемую группу учеников слесаря, определяют место в общежитии, выдают положенное обмундирование и талоны на трехразовое питание в столовой. Я безмерно рад повороту от отчаяния к надежде. В этот же вечер попрощался с мамой и братом Анатолия, поблагодарил их и соседку за гостеприимство и помощь и трамваем уехал на противоположный конец города в общежитие.

ФЗУ готовило рабочие кадры для завода резиновых изделий из подростков мужского пола в возрасте 14–16 лет. Профессиональное обучение непосредственно в цехе на заводе. Общеобразовательные предметы — в учебном классе при общежитии. Рабочая неделя — шестидневка, но зачастую в выходной устраивались «воскресники» по наведению порядка на территории завода или оказанию помощи строителям на восстановлении полуразрушенных цехов. Обычная для тех времён практика использования бесплатной рабочей силы.

Аббревиатура завода — КРЕПЗ, точной расшифровки которой уже не помню.

Завод и рабочий посёлок, по-видимому, были построены на рубеже 20-30-х годов. Неожиданный захват немцами города в 1941 году не позволил демонтировать и вывезти оборудование. Пришлось взрывать его на месте. Из-за спешки взрывные работы были выполнены плохо, что и позволило в дальнейшем достаточно быстро восстановить основное производство — изготовление резиновых подошв для солдатских сапог и ботинок. Немцы же при отступлении полуразрушенный завод вообще не тронули. Рабочий поселок за время оккупации практически не пострадал.

Рядом с нашим заводом развернулось строительство «шелкового» комбината. Оборудование поступало эшелонами из Германии вместе с рабочими-репатриантами, которые его там демонтировали, а здесь строят комбинат. Живут в барачном проверочно-фильтрационном лагере, но работают они безконвойно. Большинство — бывшие «остовские» рабочие промышленных предприятий Германии. Общаясь с ними, понял, что многие оказались на Родине не по своей воле, а были выданы «союзниками». Время от времени кто-нибудь из знакомых репатриантов «пропадал», а у других чувствовалось беспокойство за свою дальнейшую судьбу.

В конце апреля из ПФЛ домой вернулся Анатолий. Приехал ко мне, и мы рассказали друг другу без посторонних слушателей, что с нами произошло в последние два с половиной года. Предельно кратко о его «одиссее».

Вскоре после прибытия во Францию по рекомендации капитана Бессмертного Анатолий был зачислен в школу военных переводчиков, где и проучился более года. Отсюда и удивившие его маму красивый почерк и достаточно высокая грамотность. За этим в школе переводчиков строго следили. Весной 1945 года школу переводчиков расформировали и Анатолию удалось вернуться в свой полк, который позднее оказался в английской зоне оккупации Германии. Летом англичане насильственно их выдали в руки войск НКВД. Затем ПФЛ в Сибири. Наставник Анатолия — капитан Бессмертный в преддверии насильственной выдачи дал ему хороший совет: забыть обо всем и рассказывать следователям и любым собеседникам легенду о том, что ещё в Калинине немцы заставили его работать в госпитале, с которым он и попал в Германию. Оказалось, что его мама из-за моей непреднамеренной болтливости знала больше чем следователи, о чём, по словам Анатолия, она нигде не распространялась.

Анатолий учел мой печальный опыт трудоустройства: получил паспорт, вместе с матерью сходил к директору и в отдел кадров вагонного завода, где она работала. С оговорками, но был принят в пожарную команду, особенность работы которой позволила ему осенью поступить на заочные курсы учителей немецкого языка.

Соученикам я много рассказывал о своих приключениях, но не об участии в вооруженной борьбе, что было крайне опасно. Простое сопоставление советской действительности с рассказами о жизни за границей заставляло задуматься. По-видимому, кто-то на меня «настучал».

В начале ноября 1946 года вечером, когда рядом со мной никого не было, подошёл замполит (заместитель директора по политической части — была такая должность), пригласил в кабинет и закрыл дверь на ключ. Он — бывший фронтовик. Наши личные взаимоотношения были дружескими, как это иногда случается между подростком и много повидавшим обстрелянным солдатом. Вполголоса сказал: «Тебя не сегодня так завтра арестуют. У тебя на юге кто-то есть. Беги туда и запомни: знает один — не знает никто, знают двое — знают все. И если ты проболтаешься, я окажусь за решеткой вместе с тобой». (В летние каникулы я «зайцем» вместе с бывшими фронтовиками-инвалидами, занимавшимися спекуляцией, побывал в Грузии). Поблагодарил его и в ту же ночь поездом выехал в Москву.

Общий вагон поезда Москва-Тбилиси. Билет до Харькова в надежде, что дальше удастся проехать «зайцем». Однако, где-то в Донбассе «зайца» ссадили, и до Ростова пришлось ехать то на крыше, то на переходных площадках этого же поезда. Со времен войны на всех пассажирских поездах прорезиненный материал «гармошек» переходов был ободран и площадки оставались открытыми, а нерабочие тамбуры заполнены «зайцами». После Ростова один из таких тамбуров оказался свободным и я «захватил» его с помощью изготовленной мною ещё летом копии стандартного ключа для замков дверей пассажирских вагонов. Теперь как «хозяин» (обладатель ключа) впустил в тамбур несколько знакомых «зайцев»-попутчиков, с которыми расстался в Самтредиа. Они были благодарны, что ехали в относительном тепле, а не на продуваемых холодными ветрами переходах и крыше.