Дед похмыкал, похмыкал и ушел. Но дня через три снова явился:

— Ну что, звания своего не скажешь?

— Не скажу. (Все равно, если бы ему сказал, что я урядник, то есть сержант, он бы не поверил).

— Ты минометчик?

— Минометчик.

— Минометной ротой командовать сможешь?

— Нет, не смогу.

— А взводом?

— Взводом смогу.

Прямо разговор Чапаева с Петькой из знаменитого фильма.

Мне пришлось немало подумать над этим. Чтобы вот так разговаривать, нужно очень верить друг другу. Я уже говорил, что мы в бане вели свои разговоры без всякой опаски, но я не мог поверить, чтобы за такое дело взялся кто-то из нас, так как среди «банных» спорщиков не было ни генералов, ни полковников.

Впрочем, один полковник на нашей колонне обнаружился.

Захожу я в один барак, подходит ко мне дневальный, пожилой мужик.

— Извините, вы были в 15-м корпусе?

— Да, — говорю, а сам безмерно удивляюсь: что за человек, который обращается в лагере на «вы» и притом извиняется?

— А из какого полка?

— Восьмого Пластунского.

— А меня вы не знаете?

— Нет.

— Я командовал 8-м Пластунским, в самом конце.

— А, Некрасов?

— Некрасов командовал бригадой.

Все это было мне в новинку. Я вспомнил, что как-то к нашему эскадрону подъехал офицер на легковой машине и стал распоряжаться, и это был не Некрасов. Но узнать этого дневального, который назвался полковником Щеголевым (фамилия неточная), я не смог. После разговора с Дедом я подошел к этому полковнику, очень осторожно с ним поговорил и решил, что к этой затее он отношения не имеет.

Полковник освободился раньше меня и уехал, по его словам, куда-то в Узбекистан, где жила его дочь.

Я продолжал заниматься тригонометрией, совсем не предполагая, что эта рваная грязная книжка может повлиять на мою судьбу.

А она повлияла.

В топографы я попал случайным образом, но в лагере чуть ли не все события жизни происходят большей частью случайно.

Сижу я как-то в конторе, работаю с нарядами. Заходит в комнату Анацкий со спутником. Я его знаю: это был старший техник-топограф по имени Александр Александрович (фамилии не помню), он обслуживал наш лагпункт и два-три соседних.

— Знаешь его? — спросил меня Анацкий.

— Знаю.

— Вот и поговори. Допрыгался ты со своей тригонометрией.

И ушел.

Александр Александрович начинает мне объяснять. Строительство нефтепровода заканчивается, но объявились неожиданные трудности. Трубы на участке с более или менее ровным рельефом уже уложены. Это составляет более 95 %, но на участках с резкими переломами профиля дело застопорилось. Проектом предусматривалось горячее гнутье труб, но трубу диаметром в полметра согнуть, хотя бы и горячую, задача нелегкая. Какой-то ленинградский институт спроектировал механическую установку для гнутья, и одна такая машина уже прибыла в Циммермановку, но работает она очень медленно, и, следовательно, выполнить весь необходимый объем работы не сможет. Да и таскать такую громадину по тайге дело также чрезвычайно трудное, даже кое-где и дороги специальные нужно будет проложить.

Дело пахло срывом сроков ввода нефтепровода в действие чуть ли не на год, а такое событие при Сталине могло окончиться для всех руководителей стройки весьма печально.

Александр Александрович внес рационализаторское предложение: заменить горячее гнутье труб вертикальными кривыми. Труба нашего трубопровода может гнуться без создания опасных напряжений в своих стенках радиусом не менее 400 метров. Мы неоднократно видели такой изгиб уложенных в траншею труб.

Из условий промерзания грунта труба укладывалась на глубину не менее 2,2 м, а при вертикальном изгибе эта глубина намного увеличится и может достигнуть 5–6 метров.

Чтобы спроектировать новое положение трубы на каком-нибудь сложном участке с несколькими изгибами вниз-вверх по заданному радиусу, необходимо выполнить большой объем графических и вычислительных работ. И вот, Александр Александрович, услышав о моих математических развлечениях, решил подключить меня к этой работе, пока неофициальной, так как предложение еще не принято, и начальство пока в него не верит.

Я попросил его оставить мне чертежи одного такого участка и обещал завтра ответить, смогу ли я сделать что-либо существенное.

На следующий день, получив сверток чертежей, рулон миллиметровки, готовальню и целую кучу лекал, линеек и карандашей, я рьяно принялся за работу, но сразу же зашел в тупик. Я намеревался (и правильно) выполнить самую трудоемкую часть графическим путем, но чертежи профилей были в разных масштабах: горизонтальный (если я еще не забыл) 1:1000, а вертикальный — 1:100. При таких масштабах каждую координату нужно было вычислять тригонометрическим путем, а это грозило немыслимо затянуть всю работу.